— Здесь важна семантика, — говорю я, не сводя глаз со сковороды.

— Итак, что я хочу знать, так это то, что когда ты говоришь «мило», ты имеешь в виду мило или ты имеешь в виду чертовски эффектно?

Она отвечает не сразу, мучая мое любопытство. Когда она успокаивает меня, это делается в шутливой провокации.

— Я почти уверена, что имею в виду просто мило.

Я роняю вилку и поворачиваюсь к ней лицом. Она прислоняется спиной к стойке, в ее дразнящих глазах игриво пляшут огоньки. Мои руки находят опору на ее полных бедрах.

— О, дорогая. Это нехорошо. Вовсе нет.

— Это не так?

Я торжественно качаю головой и делаю шаг.

— Нет. Я имею в виду, каким бы я был мужчиной, чтобы оставить у девушки впечатление, что я просто милый?

— Ты был бы крутым парнем. Вот кем бы ты был бы.

Еще один шаг.

— Разве прошлой ночью мы не установили, что я принцесса?

Мириам качает головой, ее игривый взгляд прикован ко мне.

— Ты прав. Ты принцесса. И это заставляет меня быть… Что? Лягушкой?

Смешок застревает у меня в горле. Одно последнее перемещение, и мы обмениваемся одним и тем же воздухом.

— Не просто какая-то лягушка. Великолепная длинноногая лягушка, — я преодолеваю расстояние между нами и поднимаю ее на гранитную столешницу. Она издает удовлетворенный звук и притягивает меня к себе между ног, упираясь коленями в мой бок, ее руки с удовольствием обхватывают мое лицо.

Я не пытаюсь играть, но я вытащил свою А-игру ради этого поцелуя. Я имею в виду четвертую четверть, когда до тачдауна остается семь секунд.

Я держу свои глаза приоткрытыми, внимательно наблюдая за тем, как ее глаза трепещут и исчезают под веками, когда я играю с ней. Я переключаюсь между мягкими касаниями наших губ и глубокими поцелуями в приоткрытый рот, перемещаюсь по ее подбородку, прежде чем вернуться к легким покусываниям. К третьему разу, когда я делаю это, мое тело больно врезается в стойку, поскольку она активно пытается раздавить меня между своих ног. Только когда она дергает меня за волосы на затылке, я поддаюсь глубинам своего желания. Только тогда я даю ей то, чего она хочет: то, чего хочу я.

Я провожу ладонями по ее ногам к пояснице, затем хватаюсь за выпуклость ее задницы. Я приоткрываю рот совсем чуть-чуть, чтобы дать ей попробовать, намекнуть на то, что должно произойти. Она издает хриплый стон, соприкасаясь нашими языками и проводя пальцем по внутренней стороне своей нижней губы.

Так продолжается какое-то время. Она прижимает меня крепче, желая большего, и я даю ей это, понемногу, пока наши языки не начинают непрерывно скользить друг по другу, по очереди погружаясь и отступая, говоря на языке, понятном только нам. Посасывание верхней губы означает, что ты лижешь мою нижнюю, легкое прикосновение языка к левой стороне рта означает, что следуй за мной, обратно ко мне, а горячий, краткий поцелуй в открытый рот означает, что позволь мне снова попробовать тебя на вкус. Удовлетворение наполняет меня, когда мы бесконечно целуемся, теряя самих себя. Объятия не являются навязчивыми или наполненными похотью. Это задумчивое и безмятежное, неподдельное совершенство.

Вся сцена — это исследование с близкого расстояния. Никого не существует, кроме нас. Это кинематографично, то, как разворачивается этот момент. В этот момент мои глаза закрыты, и я практически могу представить нас так, как будто я сторонний наблюдатель. Фон размывается, прежде чем исчезнуть, и все, что остается в фокусе — это Мириам и я, и наши переплетенные тела.

Я знаю, я знаю. Я дрянной. Банальный. Кринж в спортивном костюме. Но это не значит, что я могу контролировать свои чувства, и я не говорю, что люблю эту цыпочку. Все, что я хочу сказать, это то, что если бы она захотела наорать на меня, я бы определенно согласился крикнуть в ответ.

Когда наши поцелуи становятся мягче, легче, как щекотание перышка, узел желания скручивается у меня в животе, покалывая до самых ступней. К тому времени, как мы расступаемся и прижимаемся лбами друг к другу, наше дыхание выравнивается. Я знаю, что должен отпустить ее, что этот момент закончится слишком скоро, но я пытаюсь бороться с этим, продлевать его до самой последней секунды.

— Чертовски впечатляюще?

— Чертовски эффектно, — подтверждает она. Наступает короткое молчание. Затем она колеблется.

Я давлюсь смехом и утыкаюсь носом в ее шею. Это должно было быть только на одну ночь, это она ясно дала понять прошлой ночью но, черт возьми, я хочу от нее большего.

— Еда подгорает, — шепчет она, толкая меня в плечи.

Я не улавливаю, что она сказала, неохотно отпускаю ее, пока запах подгоревшей корочки не наполняет мои ноздри, и я отрываюсь от нее, чтобы заняться этим.

— Черт, — я отбрасываю ломтик.

Она скрещивает ноги, слегка покачивая ими, и с удивлением наблюдает за мной.