Ее тост пропадает еще за два укуса. Она трет руки над тарелкой, чтобы стряхнуть оставшиеся крошки, когда ее сонные глаза находят мои. Между нами растет робкое доверие. Интересно, через сколько я все испорчу на этот раз.

— Ты готов встретиться лицом к лицу с судьбой? — Спрашивает Рен.

Я никогда не думал, что у меня возникнет соблазн на несколько дней запереться в квартире площадью триста квадратных футов, но я ничего так не хочу, как снова уложить Рен в ту кровать. Мы бы остались внутри и могли притвориться, что всех наших забот больше не существует. Ни у кого из нас нет такой роскоши.

— Давай покончим с этим.

Мы вернулись не первыми, но и не последними. Рен ушла на полчаса раньше меня и закатывает глаза, когда я захожу в кинотеатр. Она сидит в одном из кресел театра вместе с Джаспером, Дрейком и Грир. Джейд и Престона нигде не видно. Места пусты, хотя публика была там только накануне вечером.

Фаддей, Натаниэль и Билли — все на сцене, и все трое смотрят, как я иду по проходу, с тремя разными реакциями: раздражением, подозрением и нервозностью.

— Чемпион Зевса. Какой информацией ты располагаешь по этому испытанию?

Прежде чем я успеваю открыть рот, позади меня появляются Престон и Джейд.

— Кабан сбежал из Вегаса. Очевидно, он отправился на территорию Ареса. Нам сказали, что у нас нет разрешения вторгаться в его воздушное пространство, — кричит Престон. — Что это за херня?

Я поворачиваюсь и смотрю, как они с Джейд ковыляют по проходу. Они оба избиты и в крови. Грир хихикает со своего места, а Престон рычит на нее. Интересно, что, черт возьми, с ними случилось. На самом деле, мне все равно.

На данный момент Кабан в безопасности. Мы заключили с ним союз и на шаг ближе к тому, чтобы послать моего отца ко всем чертям.

ГЛАВА 18

РЕН

— За все годы, что я провожу эти игры, мы ни разу не видели, чтобы испытание осталось невыполненным. — Фаддей печально улыбается в камеру. — Интересно, что будет дальше?

Как только щелкают камеры, ухмылка сползает с лица Фаддея. — Что это за дерьмо?

Когда все чемпионы возвращаются в театр, не сумев поймать Кабана, Фаддей впадает в ярость, но затем делает лицо комментатора для камер. Руперт, ассистент в очках, выбегает на сцену и протягивает Фаддейю газированную воду в бутылке с соломинкой. Он забирает у Фаддея тонкий микрофон и протягивает пакет с закусками. Фаддей исчезает со сцены, и его ассистент бежит за ним, как будто он гоняется за капризным малышом.

Билли и Натаниэль остаются на сцене. Руки Билли скрещены на груди, на его лице написано разочарование, граничащее с отвращением. Взгляд Натаниэля не такой понимающий. Одетый в один из своих строгих костюмов, Натаниэль стряхивает с плеча воображаемую ворсинку и с рассчитанной неторопливостью застегивает пиджак. Он поправляет манжеты только для того, чтобы засунуть руки в карманы брюк.

— Это беспрецедентно. — Натаниэль смотрит на чемпионов. Мы собрались в доме театра в разном состоянии беспорядка. Можно было бы подумать, что моя одежда растянулась от того, что я носила ее весь вчерашний день, но я почти уверена, что вместо этого она села от воды.

Натаниэль свирепо смотрит на нас со сцены. В его голосе звучит сталь, слова свисают сосульками. Он облизывает свои слишком полные губы, а затем приглаживает волосы, убеждаясь, что они не растрепались из — за его сдерживаемого гнева.

— За все годы моего участия в этих Играх я никогда не испытывал такого отвращения к группе чемпионов.

Билли кивает в согласии со словами Натаниэля, на случай, если мы не знали, что он чувствовал то же самое.

Натаниэль поднимает руку к подбородку и постукивает указательным пальцем по губам. — Я думаю, это требует некоторого искупления. — Часть гнева исчезает с лица Натаниэля только для того, чтобы смениться отвратительной ухмылкой.

Мои плечи зудят, мои крылья жаждут свободы. Все в Натаниэле Роджерсе неправильно. Моя Фурия кричит мне, что этот человек совершил слишком много преступлений против человечества и заслуживает сожжения за свои действия. Находиться в его присутствии становится все труднее и труднее. Я хочу, чтобы он заплатил за боль, которую причинил другим. За беззаботность и отсутствие сострадания ко всем, кто не является Богом. Натаниэль Роджерс и жрецы, которые служат под его началом, не что иное, как жаждущие власти ублюдки. Им нравится унижать других. Использовать тех, кого они притеснили, чтобы возвысить себя. Наступать на спину трудолюбивым, а затем принижать их.

— Да. — Натаниэль медленно кивает сам себе. — Я точно знаю, как вы можете загладить свою вину перед Богами.

Натаниэль указывает пальцем на Билли, который спешит к нему. Прикрывая рот рукой, Натаниэль говорит так тихо, что никто из нас не слышит. Коварная ухмылка появляется на лице Билли, когда его взгляд скользит по всем нам. Кивнув, он убегает со сцены. Натаниэль следует за ним более степенным шагом. — Наслаждайтесь, — это все, что он говорит, прежде чем исчезнуть из виду.

— Кто — нибудь еще хочет связать его и сбрить все волосы? — Дрейк сердито смотрит на сцену. Его стилист и Эстелла, должно быть, сработались, потому что на нем диковинная шуба из искусственного меха с высоким воротником, и доходящая прямо до лодыжек.