С этими словами Хиро выходит из комнаты, и я остаюсь наедине со своими мыслями. Я не могу поверить, что это происходит. Мой отец доставил мне столько неприятностей, и я понятия не имею, где он и что делает. Все, что я могу сейчас сделать, это надеяться, что он в безопасности и что я смогу каким-то образом выйти из этой ситуации невредимой. Возможно, у нас не самые лучшие отношения, но это не значит, что я хочу, чтобы ему было больно или еще хуже. Мертвым.

Дверь снова открывается, и входит Кидд, улыбаясь, как будто мы лучшие друзья, неся пиццу и шесть упаковок газировки.

— Приятного аппетита.

Я принимаю пиццу и напитки, но это не компенсирует того, каким придурком он со мной вел себя. Не то чтобы это имело значение. Когда все это закончится, я планирую никогда больше не видеть этих парней. Особенно Хиро.

Я просто надеюсь, что он не поймет, что я солгала. Я не слышала, чтобы мой отец говорил о том, чтобы куда-то пойти. Мне нужно было выиграть время. Он казался настолько взволнованным и зацикленным на том, что я занимаюсь этой работой, что мой отец их перетянул.

Часть меня думала, что Хиро действительно начал заботиться обо мне.

Это глупая мысль, учитывая, что мы знаем друг друга менее сорока восьми часов, но незнакомцы все время влюбляются друг в друга.

Я глотаю пиццу и открываю бутылку газировки, чтобы сделать большой глоток, прежде чем проглотить кусочек. Весь этот стресс делает меня голоднее обычного. Все беспокойства о моем отце и о том, что со мной произойдет, должно быть, связаны с сжиганием большого количества калорий.

Хиро возвращается, а Кидд уходит, не попрощавшись. Не то чтобы я этого ожидала. Не то чтобы мы друзья.

— Мы проведем здесь остаток ночи. Могу ли я доверять тебе, что ты будешь держать свою задницу в этой комнате, или мне нужно снова надеть на тебя наручники?

— Я буду вести себя хорошо. Я клянусь.

Его горячий взгляд встречается с моим.

— И все же я не до конца в это верю, — он надевает наручники на мое запястье, накидывая второй на свое. — Только так я смогу хоть немного поспать.

Или, может быть, ему нравится спать рядом со мной.

Я не высказываю мнение.

Все бегут в дыму. Каждая новая зацепка заводит в очередной тупик.

Билли мог бы быть полным дерьма и говорить нам то, что, по его мнению, мы хотели услышать. То же самое и с Офелией, которая рассказала мне, что ее отец упомянул о рыбалке.

Все мои ребята отслеживают каждую зацепку. Я ни черта не приблизился к поиску Дэйва или наркотиков картеля. "Большой Папочка" жестко надрал мне задницу из-за Офелии. Говорит, что она отвлекает меня и не дает мне решить эту проблему раньше. Возможно, он прав. Я не могу перестать думать о ней, даже когда она лежит рядом со мной.

Лучшее, что я могу сделать, это дать ей работу в стриптиз-клубе и оставить ее в покое. По крайней мере, она по-прежнему будет под защитой клуба и вне поля зрения Люси. Мысль о том, что она раздевается перед другими мужчинами, заставляет мою кровь кипеть.

Я не могу ее удержать, но при этом не хочу, чтобы она принадлежала кому-то еще. Это настоящая чертова загадка.

Желая ее, но не доверяя ей. Нуждаясь в ней. Жаждущий ее. Бессилен держаться от нее подальше.

Не в силах отпустить ее. Делаю вид, что мне плевать, что с ней происходит. Я продолжаю бороться с этим притяжением к ней. Чтобы заявить права на нее.

Я освобождаю нас от наручников. Я ни черта не спал. Большую часть ночи я не спал, ожидая новостей о Дэйве. Интересно, привел ли склад к чему-нибудь жизнеспособному? Все, что у меня есть, это еще вопросы.

Офелия играет мной? Заставляете меня видеть то, что я хочу?

Черт, я хочу ей верить. Чтобы она была невиновна во всем этом и виновна только по ассоциации.

— Просыпайся, — проведя пальцем по ее щеке, я наблюдаю, как смятение пробуждения отражается на ее великолепных чертах. Ее ресницы развеваются и трепещут, когда она моргает, просыпаясь. Её восхитительные губы приоткрываются, позволяя зевать.

Мило.

Сексуально.

Заманчиво.

Я нежно подталкиваю ее к плечу, желая отправить ее обратно в страну грез.

Она выпрямляется на кровати, простыня спадает, позволяя мне увидеть ее обнаженные бедра.

— Что? Почему? Что-то не так? — ее яркие глаза расширились от страха. — Который сейчас час? — она щурится и приспосабливается к свету, который начинает просачиваться сквозь щель штор.

Я уговариваю ее вернуться на подушки, где она мне нужна.

— Утро, — я наклоняюсь ближе, не в силах удержаться от флирта с ней. Сладкий запах ее волос и кожи, когда я уткнусь носом в ее шею, а она стонет от удовольствия от того, как я щекочу языком место за ее ухом, опьяняет.