Но все это не имеет значения, когда я перед камерой.

Я пробую три разные позы в течение трех секунд.

Поднятые руки. Щелчок.

Руки на бедра. Щелчок.

Спина слегка изогнута. Щелчок.

Камера — это мой парень, мой муж и мой любовник.

Я флиртую. Дразню. Ухмыляюсь.

Хелен ничего не говорит, и режиссер тоже молчит. Им не нужно раздувать из меня шумиху или подбадривать каждый раз, когда я выбираю победителя. Если бы они это делали, они бы шумели всю съемку.

Я знаю, что у меня есть лицо и тело.

Я — воплощение этого персонажа.

Если Хелен думает, что я зашла так далеко, потому что я — жалкий проект общества, то теперь у нее есть пятьдесят рулонов пленки, чтобы доказать обратное.

— Неплохо, — говорит Хелен из-за монитора. Ее ногти с французским маникюром ударяют по клавиатуре, и картинка меняется. — Совсем неплохо.

Режиссер улыбается мне. — Отличная работа, Ваня.

Я киваю и неспешно удаляюсь со съемочной площадки. Когда я ухожу, мой желудок сводит. Такое чувство, что у меня внутри все завертелось, и кто-то только что скомандовал "красный, влево, зеленый, вправо".

Положив руку на живот, я тихо стону.

Джунипер там, как темнокожий ангел. — Ваня, что случилось?

— Ничего. Я просто чувствую… буээ. — Я прикрываю рот рукой, чтобы меня не вырвало.

— Ты съела что-нибудь плохое сегодня утром?

Я резко качаю головой. Комната вращается быстрее, чем та сумасшедшая карусель, которую мы с папой любили в парке развлечений.

— Ваня, ты меня пугаешь. — Джунипер продолжает растирать мне спину.

Я сглатываю рвоту, которая пытается вырваться наружу, и умоляю: — Вытащи меня из этого корсета.

— Что?

Я хватаю его за воротник и ворчу. — Сними с меня эту смертельную ловушку сейчас.

— Хорошо. — Джунипер помогает мне дойти до примерочной. Он зовет стилиста, чтобы тот помог расстегнуть корсет.

Дышать становится все труднее и труднее. Мои волосы прилипли к потному лицу, отчего я чувствую зуд и дискомфорт. К тому времени, как корсет снят, у меня нет сил идти в ванную. Джунипер толкает меня к мусору, и меня вырывает прямо в пластиковое ведро.

После я прислоняюсь к мусорному ведру, тихо постанывая.

— Идите, идите. — Джунипер выталкивает стилистов из комнаты. Затем он наклоняется рядом со мной и аккуратно набрасывает халат на мои плечи. Его дреды качаются взад-вперед, пока он смотрит. — Что это было?

— Должно быть, сказываются нервы после съемок. — Я сморщиваю нос от дискомфорта. В животе у меня все еще немного булькает.

— Ты никогда не нервничаешь во время съемок. Ты оживаешь, когда на тебя нацелены камеры. — Он бросает на меня взгляд, означающий, что я на это не куплюсь. — Скажи мне правду, Ваня. Что происходит?”

— Я не знаю. Меня тошнит уже пару дней. Было трудно сдерживать себя в еде.

Он хватает меня за шею и притягивает к себе. Впиваясь в меня взглядом, он строго говорит: — Ваня, я спрошу об этом только один раз. Ты пытаешься похудеть, переедая, а потом тебя тошнит?

— Я не страдаю булимией, Джунипер.

— Таблетки для похудения?

— Нет.

— Секретная операция на желудке?

— Джунипер.

— Ты знаешь, что ты прекрасна такой, какая ты есть.

— Я…

Ты прекрасна.

Эти слова пробуждают воспоминание о Вегасе. Хадин. Темный гостиничный номер. Пальцы сжимают мое тело. Рот открывается и скользит вниз по моему животу.

Я ахаю и качаю головой. — Нет.

— Нет? — Джунипер плачет.

— Я… — Мои глаза бегают туда-сюда, когда я понимаю, что я не в Вегасе, а Джунипер — не Хадин. — Я имею в виду. Я в порядке.

Джунипер складывает руки на груди и бросает на меня суровый взгляд. — Почему ты не сказала мне, что тебе плохо? Я отвезу тебя в больницу.

— Я справлюсь с этим.

Джунипер закатывает глаза. Для мужчины он действительно хорош в этом. — Что ты имеешь против больниц?

— Ничего. Я бы просто предпочла бы не идти.

— Куда еще тебе идти, когда ты больна?

— Аптека?

— Твое упрямство заставляет меня хотеть просто… — Он протягивает руки, как будто собирается меня задушить. — Девочка, я устал.

— И я голая. — Я завязываю халат и туго его затягиваю.

— Ничего такого, чего бы я раньше не видел.- Он протягивает руку. — Ты готова встать?