Шрифт:
Я оборачиваюсь.
Мужчина, который встает со стула во главе стола, похож на ожившую дорогую скульптуру, воплощающую в себе стальное совершенство от точеной линии подбородка до полных губ. Впалые скулы, за обладание которыми мужчины-модели отдали бы свое левое легкое, доказывают, что мир абсолютно несправедлив, и в генетическую лотерею выигрывают только придурки.
Хадин медленно поднимается. Он достаточно высок, и я все жду, что его голова ударится о потолок, когда он выпрямляется во весь рост. На мне туфли для стриптиза, и мне все еще приходится запрокидывать голову, чтобы посмотреть на него — это несправедливое преимущество, от которого я не привыкла отказываться.
Его волосы темно-русые, безукоризненно ухоженные, но при этом плутовато распущенные, как будто он хочет, чтобы люди думали, что он не прилагает никаких усилий к своей внешности.
После Вегаса я точно знаю, как он выглядит, когда просыпается, и это в десять раз сексуальнее, чем эта ухоженная, не обнаженная версия.
Не то чтобы я хотела, чтобы он был голым прямо сейчас.
Я пас.
Никогда больше.
Суть в том, что "привилегия горячего парня" — это нечто, и у Хадина есть так много всего, что он, вероятно, мог бы захватить мир, если бы захотел.
— Ваня. — Он произносит мое имя, как песню.
Меня притягивают его глаза. Они серо-стальные. Как у волка. Тот синий цвет, который скорее загадочен, чем трепетен. Ледниковые водопады.
За исключением того, что на дне этого водопада находится пенистая и мучительная смерть.
Хадин подходит ко мне и вторгается в мое пространство, как будто у него есть все права в мире. Когда он обнимает меня за плечи, я подпрыгиваю от неожиданности.
— Останься на минутку, — шепчет он мне на ухо. Затем поворачивается к своим гостям. — Уилл, только что произошло кое-что важное. Похоже, нам придется отложить эту встречу.
— Мастер Хадин…
— Сколько раз я говорил тебе завязывать с "мастерами”. Люди косятся на меня, когда слышат это.
— Мастер… мистер Хадин, ваш отец очень четко выполнил свои инструкции.
— И ты передал эти инструкции громко и ясно, Уилл. Но, как я уже сказала, — Хадин притягивает меня ближе к себе, — произошло кое-что более важное.
Одеколон Хадина вызывает в памяти еще одно воспоминание. Мои руки на его мускулистой груди. Моя шея обвивается вокруг его шеи, когда мы оба возвращаемся в наши тела.
Я напрягаюсь.
Хадин запускает пальцы в мои волосы. Его глаза лучатся озорством. — Ты вернулась со съемок?
Ого! Я в беде.
— Нет. — Я хмурюсь. — Я имею в виду, да.
Его идеальные губы изгибаются, как будто он гордится тем, что получил правильный ответ.
О, Гуччи. Куча неприятностей.
— Мистер Хадин…
— Уилл, мне нужна комната. — Хадин наклоняет голову. — Ваня проделала весь этот путь, чтобы увидеть меня без штанов.
Я толкаю его. Мои руки хлопают по итальянскому костюму, бледной коже и твердым мышцам.
Уилл запихивает в рот что-то похожее на лекарство от изжоги и собирает свои документы. Он и другие костюмы окружают нас, потому что Хадин недостаточно вежлив, чтобы уступить им дорогу.
Когда дверь захлопывается, Хадин возвращается к своему столу и прислоняется к нему. Он скрещивает ноги в лодыжках, как будто позирует для рекламы часов. Одна из тех похотливых, заполучающих всех девушек, если вы купите эти часы, съемок, которые, по сути, являются рекламными кампаниями, приносящими деньги.
Он ухмыляется мне. — Чему обязан таким удовольствием?
Мое сердце учащенно стучит. Думаю, я случайно взбодрила свой здравый смысл, когда ранее грубо выбрасывала его в мусорное ведро. Потому что плейбой напротив меня — самый надоедливый богатый ребенок в истории титулованных денежных мешков, и все же я не могу перестать жалеть, что не вспомнила все, что он сделал со мной в Вегасе.
Вот что я получаю за то, что работаю на двух ответственных работах и напиваюсь, выходя замуж как идиотка.
Собирая оборванные нити своего достоинства, я подхожу к столу и швыряю папку на стол.
Хадин даже не смотрит на нее. — Что это?
— Я хочу развестись.
Темные брови низко нависают над его серо-голубыми глазами. — Теперь ты вспомнила?
— Что это должно означать?
— В то утро ты сказала, что ничего не помнишь. А потом ты вела себя так, словно Вегаса никогда не было. Теперь ты помнишь? — Он ухмыляется. — Женушка?
Я тыкаю себя пальцем в грудь. — Я не являюсь и никогда не буду твоей женой.