Шрифт:
Когда она подходит ко мне, то кладет руку мне на грудь. — Что случилось? Что-то случилось?
Я накрываю ее руку своей и впитываю тепло ее прикосновения. — Мой папа в больнице. Мне нужно идти.
В ее ярких карих глазах заключено все понимание в мире. — Иди.
— Попроси Макса подбросить тебя до дома. Не пей слишком много чая, пока меня не будет. — Моя голова идет кругом, я мечусь между новостями, воспоминаниями о том, что я чувствовал, когда потерял Олли, и настоятельной необходимостью убедиться, что с Ваней ничего не случится, пока меня не будет.
— Со мной все будет в порядке. Иди. — Она сжимает мою руку.
Я отрываюсь от нее и выбегаю через парадную дверь.
Мама в ужасном состоянии. Ее плач эхом отражается от стен больницы и возвращает меня к той ужасной ночи в коридоре, точно таком же, как этот. Папа рухнул на пол, его костюм помят, галстук развязан. Мама согнулась, как будто вес мира ломает ее пополам. Все врачи выстроились в очередь перед самым могущественным человеком в моем мире. Руки сложены. Головы склонены. Папины деньги не смогли спасти его. Нет, папины деньги свели его в могилу.
Мои руки сжимаются по бокам, но я заставляю себя продолжать идти. Продолжать двигаться.
Когда я сворачиваю за поворот, я вижу маму, обнимающую доктора. Слезы, которые она проливает, — это слезы радости. — Спасибо вам, — кричит она. — Спасибо, что спасли моего мужа. Я не могу потерять другого.… Я не вынесла бы потери кого-то еще.
— Миссис Маллиз, операция прошла успешно, но нам все еще нужно дождаться, когда мистер Маллиз очнется.
Я делаю шаг вперед и заявляю о своем присутствии. — Мама.
— Хадин. — Она подбегает ко мне и обнимает.
— Доктор. — Я киваю ему. — Как мой папа?
— Сейчас его прооперировали, но он еще не очнулся.
— Когда он придет в сознание? — Я спрашиваю.
— Мы не уверены. Все, что мы можем сделать, это пока ждать и наблюдать.
Я резко втягиваю воздух и пытаюсь расслабиться, но внутри я хочу разозлиться на доктора. Это все, что они могут сделать? Ждать и наблюдать? Это единственная надежда, которую они могут нам предложить?
— Есть ли шанс, что он никогда не проснется? — Натянуто спрашиваю я.
Мама смотрит на меня испуганными глазами.
— Да. — Доктор произносит свой ответ в пол.
Мама испуганно вскрикивает. Я крепче обнимаю ее на случай, если она упадет. Мне не нужны оба моих родителя в больнице прямо сейчас.
— Мы перенесем его в комнату, и тогда вы сможете его увидеть. Мы пришлем за вами медсестру, когда он устроится.
— Спасибо, — хрипит мама. В ее глазах стоят слезы, но, похоже, у нее больше нет сил даже плакать.
Я веду ее к одному из стульев для ожидания и заставляю сесть.
Мама смотрит прямо перед собой, дрожащая и усталая. — Я должна была пойти с ним, как он просил. Я должна была быть там. Может быть, если бы я была там…
— Мама, мама. Ты не можешь так поступить с собой, — мягко говорю я.
Она качает головой и поджимает губы. — Врачи говорят, что он мог умереть. Он был так близок к истечению кровью на улице.
От ее слов у меня в горле встает комок эмоций. Я не позволяю себе поддаваться этому. Маме сейчас нужен кто-то, кто был бы сильным. Когда Олли умер, папа был для нее таким человеком. Теперь я должен быть таким.
Я поглаживаю ее по спине. — Потребуется нечто большее, чем небольшой несчастный случай, чтобы усыпить его, — уверяю я ее. — Все, что мне нужно сделать, это показать свое лицо, и он очнется. Поверь мне. Папа никогда бы не упустил шанса сказать мне, какой я безответственный.
Мама не смеется. Вместо этого ее взгляд становится свирепым. — Твой отец любит тебя, Хадин.
Я убираю руку с ее спины и провожу ею по своему колену. Вверх и вниз, пытаясь удержать себя от ответа так, как я действительно хочу. Сейчас не время пересказывать нашу семейную драму. Жизнь папы висит на волоске.
— Мама…
— Я знаю, ты винишь его в смерти Олли. — Она слегка поворачивается ко мне, так что ее колено упирается в мое. — Но он был расстроен после того, что случилось. Не проходит и дня, чтобы он не жалел, что не мог поступить по-другому.
— Желание чего-то не вернет Олли, — сердито шиплю я.
Мама наклоняется вперед. — Хадин.
Я вскакиваю на ноги. — Пойду найду медсестру и посмотрю, закончили ли они с папиной палатой.
Как только я заворачиваю за угол, я прижимаюсь к стене. Я чувствую себя огромным придурком из-за того, что бодаюсь лбами с мамой, когда она так расстроена. Папа при смерти, и все же я не могу избавиться от коктейля из обиды, гнева и печали.