– Щедро.

– Еще одно условие касается детей, - бросила Беро взгляд через плечо.

– Сколько? Когда?

– Первый ребенок в течение первых двух лет брака. Он настаивал на том, чтобы сразу, но, учитывая наши обстоятельства, я внесла коррективы в его хотелки предложила определение «в течение первых двух лет брака».

– Разумно. – А что еще он мог сказать? Вопрос-то деликатный, и рожать, при любом раскладе, придется самой Беро. А ей всего-то двадцать лет.

– Не куксись! – отмахнулась женщина, поворачиваясь к нему лицом. – Я не против. Я тоже, знаешь ли, ребеночка хочу, и лучше – не бастарда.

– От меня? – уточнил он, в тайне надеясь, что так оно и есть.

– От тебя, - подтвердила Беро. – Этот вопрос мы тоже обсудили.

— Это хорошо! – улыбнулся Трис.

– Второй ребенок в течение трех, максимум, четырех лет после первого, - продолжила женщина. – Остальное, как получится. Он будет готов принять и признать любого моего ребенка, «лишь бы не от конюха». Между прочим, дословная цитата.

– Ну и как? – спросил он тогда.

– Я склонна согласиться. Но, разумеется, не сразу и не вдруг. Повстречаемся пока на глазах изумленной публики, притремся и, если до тех пор не передумаем, тогда вперед!

Между тем, Беро закончила свой утренний туалет, надела трикотажное белье и влезла в свой спортивный костюм.

– Я готова! – С некоторых пор она держала кое-что из своих вещей в маленькой тайной гардеробной, найти и открыть которую могли только они с Трисом. Он и она, а Марии знать об этом незачем. Зачем обижать хорошего человека?

– Тогда, побежали!

Этот маршрут год назад придумала Габи. Трису он, впрочем, тоже понравился: пять километров триста метров. Дистанция для боевых магов детская, если честно, но в качестве утренней разминки – самое то! Итак, сначала по улице Карла Мартелла до площади Августа. Уютное место: старые липы и старые дома, большей частью построенные в середине семнадцатого века. Затем через Елисейский мост, - массивный, каменный, шестипролетный, украшенный мраморными фигурами богов и богинь, - на набережную Робертинов, где древние особняки старой знати соседствуют с построенными в девятнадцатом веке виллами, принадлежащими «новым деньгам». И уже по набережной до самого старого из девяти городских мостов - моста королевы Фредеруны, чтобы вернуться по нему на правый берег реки, и затем по набережной Лотаря и улице Аврелиана, построенным в самом конце восемнадцатого столетия, прибежать прямо к северным воротам палаццо Коро. Тридцать пять минут. Отличное начало нового дня.

***

Завтракали вчетвером в так называемой «Семейной трапезной» на втором этаже палаццо: Тристан и Мария, сидящие друг напротив друга в торцах не слишком длинного обеденного стола на двенадцать кувертов[3], а Габи с Берунико где-то посередине и тоже лицом к лицу. Обслуживали их двое слуг, специально привезенных из семейных владений Мишельеров в Басконии. Французского языка они пока не знали, так что при них можно было говорить практически обо всем, но Трис настоял, чтобы они, как и все прочие слуги, принесли кровавый обет – род нерушимой клятвы на крови. Возможно, это была паранойя, но он исходил из древнего принципа, что лучше перебдеть, чем недобдеть.

Итак, дело происходило ранним утром. Присутствующие, - разумеется, кроме Габриэллы, - довольствовались традиционным франкским завтраком: круассаны или кусок багета, масло и джем нескольких сортов. Еще здесь были ломтики бриоша, - на любителя, - твердый и мягкий сыр «для извращенцев вроде нашей Габи», апельсиновый сок и кофейники со свежезаваренным кофе. Впрочем, для Габриэллы предназначались не только сыры, но также яйца-пашот[4], байоннская ветчина[5], флан[6] с отварным языком и сладкий яблочный пирог. Что поделать, ее метаболизм был просто чудовищным, однако при ее обычном расходе энергии по-другому питаться было просто нельзя. К слову сказать, она единственная запивала свой завтрак вином. Ей оно в малых дозах не только не вредило, но было даже полезно.

Пока все насыщались, разговоры за столом исчерпывались лишь короткими замечаниями о планах на день, прогнозе погоды и прочей ерунде. Но, едва перешли к кофе, появилась первая не нарушающая приличий возможность поговорить о делах.

– Ты хочешь что-то сказать? – спросил Трис, заметивший, что Беро явно тяготится чем-то, что не может произнести вслух из-за треклятого аристократического бонтона[7]. Ни утром в постели, ни во время пробежки ничего подобного не было.

– На душе тревожно… - неожиданно призналась девушка. – Есть ощущение необходимости, но смутное… Возможно, надо сходить домой…

– Согласна, - кивнула Габи, ничуть не удивившись сказанному. – Мне тоже ночью снилось, что кто-то знакомый зовет нас с той стороны.

— Это серьезно, - согласился Трис, веривший в интуицию, переходящую, порой, в пророческий дар, обеих женщин. – Что будем делать?

– Думаю надо проведать Максима, - ответила ему сестра. – И откладывать это в долгий ящик нельзя. Так что сегодня же и пойдем. Втроем. Я, Беро и Бланш. Вооружимся по полной и сразу после завтрака в путь.

– Какой у них там кстати сезон? – повернулась она к Берунико.

– По моим подсчетам, поздняя осень.

— Значит, одеваемся по сезону…

– Бья[8] надо предупредить! – напомнил Трис.

– Не беспокойся, - отмахнулась Габи. – Я этим займусь.

Бланш - или, вернее, Бланкото, если по-гасконски, - так звали теперь Надежду, для которой удалось добыть чистые документы на имя Бланш Мишельер баронессы де Бриенн. Но отчего-то среди подруг и друзей, то есть, в близком кругу Триса и Габи, с легкой руки Жерома Нуара прижилось уменьшительное Бья, бытующее едва ли не на другом конце империи.