Шрифт:
Варя бледнеет, а Алина молчит.
Еще немного и я, похоже, их уговорю. Сказать, что их любимый папочка влепил мне пощечину, а о моей истерике с попыткой столкнуть его с балкона промолчать?
Сказать им те слова, что он мне в лицо выплюнул. О том, что в постели со мной, он как с умирающей бабкой?
И для убедительности расплакаться?
Прикусываю язык, когда слышу шаги.
Дверь на кухню через несколько секунд открывается. Заходит Роман, встает у раковины и, не моргая, смотрит себе под ноги, спрятав руки в карманы.
— Папа, — Алина смотрит на него настороженно. Слабо улыбается. — Мы тут чай пьем.
Он переводит на нее темный взгляд, потом на Варю. Молчит несколько секунд и говорит:
— Возможно, мама права. Вам стоит поехать с ней, — сглатывает. Небольшая пауза и хриплое продолжение. — Наташа родила. Я сейчас поеду в больницу, — вновь молчит и переводит взгляд в сторону окна, и по лицу пробегает судорога то ли гева, то ли беспокойства. — Это не было игрой. Она не лгала.
Глава 33. Тебе стало легче?
У меня внутри все холодеет от взгляда Романа, который лишь мельком смотрит на меня и шагает к двери.
Девочки сидят передо мной белые-белые.
Они, конечно, знали, что Наташа однажды родит от их папы, но не осознавали, что это действительно произойдет.
Потому что я сама этого до конца не осознавала.
Но она родила.
Вероятно, через экстренное кесарево. Мой низ живота сейчас будто заморожен и идет трещинами.
Наташа не придуривалась.
— Рома… — едва слышно говорю я и могу в любой момент потерять сознание. Сжимаю край стола, — кто?
— Господи, — отзывается за моей спиной Рома, — ты все никак не оставишь этот вопрос, да?
Меня саму от себя тошнит.
— Девочка, Лер, — мрачно отзывается, — маленькая, слабая девочка, которая, может, к утру умрет. Поэтому я должен быть там, ясно?
Мою глотку сейчас просто разорвет, а глаза расплавят едкие слезы.
Алина и Варя так и молчат. Не шевелятся.
Это я виновата?
Рома выходит.
Маленькая недоношенная девочка, которая, возможно, к утру умрет.
Я не хотела этого и не преследовала цели Наташу эмоционально встряхнуть и спровоцировать на нервный срыв.
— Господи, — прижимаю ладони к лицу, накрыв рот и нос, — Господи…
— Мам, — шепчет Варя, — мам…
Я не понимаю, что происходит.
Меня сковал холодный ужас перед бывшим мужем, который закрывает дверь с тихим щелчком, который меня оглушает.
Если бы я согласилась тогда на план Романа забрать у Наташи ребенка, то мы могли бы все этого избежать.
— Мам…
Я хочу забиться в уголок, свернуться калачиком и уйти в анабиоз на несколько лет.
— Мама!
Я выныриваю из ледяного страха к испуганным дочерям.
Я позволила им узнать темную сторону их отца. Когда я кричала о разводе, я даже не думала о том, к чему мы придем в итоге.
К такому жуткому и жестокому вечеру.
— Мам, она правда умрет? — шепчет Алина.
— А тебе не насрать?! — огрызается Варя. — Пусть сдохнет!
— А мне нет! — взвизгивает Алина. — Ты тупая?! Если девочка умрет…
— Пусть умрет!
— Ты не понимаешь! — кричит Алина. — Какая ты дура! Дура! Мама! Скажи ей! Ты же понимаешь, да? Мама!
Простая истина в том, что мои дочери никогда не были во мне уверены, как в сильном родителе, который в случае конца света вытащит их и сможет дать опору.
Папа — да, но не я.
Они меня любят, но пора признаться самой себе, что я слабая, и поэтому сейчас их накрывает истерика.
Если потеряют отца в его безумии, его агрессии, которая с каждым новым часом закручивается в тугую воронку, то со мной их не ждет твердой почвы под ногами и уверенности в завтрашнем дне.
Вот и все.
— Мама!
Их отец сходит с ума, а мать — слабая малахольная идиотка, которая не распознала в любимом муже бандюгана с сомнительными связями.
Или не хотела замечать.
Не хотела знать.
Потому что это лишние тревоги, а меня лучше не беспокоить.
— Сама ты дура! Что, будешь называть ее сестричкой, да? Памперсы менять?! и это я дура?
Я знаю, что должна сейчас сделать и что предпринять, чтобы ограничить истерящих девочек в рамках.
Они должны принять реальность и осознать ее. Не истерить, не кричать друг на друга и обзываться.