Шрифт:
– Да уж… – откликнулся он. – Это будет иметь последствия. Пока непонятно, насколько серьезные.
– А еще у них есть ясность, Йотун. Они понимают, кто они и какие роли играют.
Последняя пара булавок звякнула о столешницу.
Тяжелая ткань сползла к моим ногам. Я осталась в нижнем одеянии и не решалась поднять голову, чтобы встретиться со своим собеседником взглядом в зеркале. Он стоял совсем близко, и я чувствовала тепло его сильного тела. Я даже могла уловить его запах, чуть терпкий.
– У тебя есть сомнения, какую роль следует играть?
Я повернулась.
Йотун отступил на полшага, давая мне пространство. В его взгляде не было и тени иронии или насмешки.
Теперь тролль, не таясь, рассматривал меня с ног до головы, покручивая кольцо на пальце. От такой откровенности я опешила. В его взгляде читалось желание и нечто могущественное и жестокое. А еще приглашение…
Я видела то же в глазах Рихта, когда он смотрел на Бьянку, и испугалась, отпрянула от Йотуна.
Никогда еще я не вызывала у мужчины страсти. Внимание Корина было лишь детской игрой. Бальтазар Тосса смотрел на меня с усталой деловитостью, а присутствие в его спальне было досадным отклонением от привычного ритуала отхода ко сну. Я была инструментом, с которым придется повозиться, чтобы наблюдать за своими врагами. Во взгляде Мадса иногда сквозила мягкая нежность.
А что касается ищейки… мне не хотелось вспоминать, но там была лишь одержимость властью, которую он получил над тем, кто слабее.
– Ты не должна меня бояться, Мальта, – сказал Йотун и как будто загнал всю эту бурю внутрь, спрятал. – Но завтра в книге будет запись, которая закрепит за нами роли, как ты выразилась. И в обществе мы будем вести себя соответственно.
Мне хватило ума не настаивать на продолжении разговора.
– Спокойной ночи. Тебе нужно отдохнуть.
Когда за ним закрылась дверь, я опустилась на кровать и распустила волосы. Принялась водить по ним гребнем, распутывая узелки, добиваясь гладкости.
Как все это могло произойти со мной? Магия, обрушившаяся на меня так внезапно. Я должна была быть дома… в столице Миравингии, и вряд ли отец думал бы о том, чтобы меня сосватать. А теперь я нахожусь за туманами, в доме тролля, и должна подчиняться строгим предписаниям и чужим законам.
А еще я любила Мадса, но… Мадс любил Бьянку. Не меня.
* * *
Ингар открыла глаза, облизала красные яркие губы и села в постели. Девушка была совершенно голой, она потерла лицо и уставилась на свои руки, поворачивая ладони к себе и от себя, как будто видела их впервые.
– Уже проснулась?
В комнату зашла мертвячка. Она крепко держала за шею упирающуюся служанку – совсем юную рыжеволосую девушку. Та была такой бледной от страха, что ее веснушки как будто светились.
Вместо ответа Ингар утробно зарычала и клацнула зубами. Ее глаза начали разгораться желтым.
Мертвячка улыбнулась:
– Все еще голодная. Да, я понимаю. Ну, иди… иди…
Ингар сползла с кровати и неуверенно двинулась к мертвячке. Ее ноги заплетались, и она несколько раз опускалась на пол. Бедная служанка принялась жалобно подвывать, не в состоянии вырваться.
– Тише, веди себя хорошо…
Непонятно, к кому мертвячка обращалась: к почти обездвиженной жертве, или же она призывала Ингар к сдержанности.
Ингар подошла и принюхалась. Ноздри ее затрепетали, рот приоткрылся, и из него потекла слюна.
– Тише… аккуратно…
Но, вопреки предостережению, Ингар бросилась на служанку и впилась ей в горло. Кровь брызнула во все стороны.
Она буквально вырвала тело из рук мертвячки и принялась терзать и рвать удлинившимися зубами.
Мертвячка тихо выругалась.
– Плохо! Есть нужно аккуратно!
Желтые глаза вопросительно блеснули, Ингар снова зарычала, и ее верхняя губа дернулась вверх, обнажая неестественно длинный клык.
– Да! Аккуратно! И не сразу. Эту можно было выпить за месяц.
Мертвячка потерла лоб.
– Как же непросто с новорожденными! Ладно уж… давай…
Ингар снова припала к шее своей жертвы и принялась пить кровь.
* * *
Я открыла глаза. Голова гудела, точно чугунный колокол, по которому ударили.