Толкаю нужную дверь и попадаю в служебное помещение. Здесь расположился кейтеринг. Куча коробок, персонала. Меня замечают, но тут такой аврал, что всем совершенно плевать на сумасшедшую гостью.

Срываю маску и быстро иду вперед. Где-то тут должен быть выход на улицу. Нахожу его и буквально вываливаюсь на свежий воздух. Переулок плохо освещен и явно не предназначен для того, чтобы его видели гости.

Спускаюсь по ступеням и сажусь на последнюю. Паника отпускает, я начинаю медленно дышать. Замахиваюсь и швыряю золотую маску в мусорный контейнер неподалеку. Вот и все. Конец праздника. Навряд ли я смогу сегодня держать лицо. Мне нужно домой. В мою серую, неприметную жизнь, к такому же рыжему, вредному и, в общем-то, одичавшему рядом со мной коту.

На плечи опускается теплый пиджак, и я явственно ощущаю, насколько замерзла.

Слава садится рядом со мной. Он не касается меня, не обнимает. Просто рядом, но на некотором расстоянии. Поворачиваю голову и вижу, сколько сострадания в лице у парня. Он тоже избавился от проклятой маски, и теперь я могу наблюдать его лицо безо всякой мишуры.

— Что тебя испугало? — спрашивает аккуратно.

Облизываю пересохшие губы и прочищаю горло:

— С чего ты взял, что меня что-то напугало? — и сразу ухожу в несознанку: — Вообще-то, я просто вышла подышать свежим воздухом.

— Я лежал в рехабе. Думаешь, не узнаю паническую атаку? — в его вопросе нет ни грамма веселости, скорее печаль, перемешанная с безысходностью.

— Кстати, почему ты лежал там так долго? Целых два года? — решаю перевести тему разговора.

— Поначалу я находился там как пациент, потом стал наставником, — Слава внимательно рассматривает мое лицо.

— Наставником? Это кто?

— Тот, кто избавился от зависимости. Ему дают в подопечные пациента, и на своем примере наставник должен показать путь к выходу из проблемы. Часто у пациентов наблюдается недоверие к врачам.

— Получается, наставник — это кто-то вроде старшего брата? — размышляю я.

— Типа того, — ведет плечом. — Но если ты думала, что сможешь съехать с темы, то зря.

Моргаю, всматриваясь в лицо Славы, и до меня доходит:

— Так ты на мне проверяешь свои техники? — ахаю.

— Нет никаких техник, — спешит ответить он. — Я здесь, потому что это очевидно: тебе нужна помощь. Что тебя испугало? Внимание? Много незнакомых людей? Моя настойчивая семья тебя смутила?

— Нет, нет! Боже, нет! — перебиваю его, пока Волков на нагородил чуши. — Хватит гадать, прошу.

Вздыхаю. Слова вертятся на языке, но я будто немею. Что сложного сказать: «Я боюсь детей»? Слава тот самый человек, который стопроцентно поймет меня. Открываю и закрываю рот как рыба. Я будто онемела, во мне нет сил произнести вслух эти слова.

— Все, все. Прости, — Слава протягивает руку и прижимает меня к своей груди. — Дыши. Тяни носом воздух. Медленно.

Слушаю его, действую именно так, как он говорит. Я знаю все эти техники, но иду за голосом, выполняя все так, как велит Слава.

Успокаиваюсь, выравниваю дыхание. Прихожу в норму, но, тем не менее чувствую себя выжатой. Слава растирает мне плечи, и я поднимаю на него взгляд. Тону в его черноте. Он, так же, как и я, понимает, что атмосфера меняется, идет за ней, как ведомый.

Медленно, позволяя мне остановить себя, наклоняется, опускает голову и целует в губы. Это совершенно целомудренный поцелуй, без языка и нарушений границ. Мы даже не закрыли глаза.

Слава боится сделать первый шаг, а я боюсь сделать ответный. Балансируем где-то на грани, страшась поверить в реальность и взять на себя ответственность.

Его губы теплые, сухие. А еще очень нежные. Он ведет невесомо, но вся моя душа словно переворачивается. Слава так же медленно, как приближался, отстраняется. Проводит большим пальцем под нижней губой.

— Зачем ты пришел за мной? — шепчу.

— Не хотел, чтобы ты была одна.

— Да не об этом я, — качаю головой. — Мы никто друг другу. Никто никому ничем не обязан. Перестань ходить за мной. И приходить ко мне домой тоже не надо.

Замолкаю. Слава не спешит с ответом, только в темноте переулка рассматривает мое лицо, будто там могут быть сокрыты ответы.

— Нам пора возвращаться, — произносит едва слышным хриплым шепотом, ингорируя мою браваду.

— Я не могу, — тут же сопротивляюсь.

— Понимаю, — кивает. — Только вот твоя подруга, кажется, нуждается в поддержке, Тань. Ты же не можешь ее вот так бросить?

— А ты? — «Не бросишь?» — хочется спросить мне, но я обрываю фразу на полуслове.

— А я буду рядом, — сжимает мою руку и мягко улыбается.

Таня

Возвращаемся и попадаем в эпицентр какого-то сюра. Соня убегает, я не могу отследить ее, теряю в толпе, а все потому, что какой-то мужик на сцене объявляет о том, что его дочь и Дима обручились. Прожектор наводит луч на виновников хаоса, и все видят, как брат Славы удивлен, а девушка, стоящая рядом с ним, едва не теряет сознание. После этого она приходит в себя, отталкивает Диму и быстро идет к сцене.