Антон бы не позволил Милане за нее отвечать. Никогда. Тем более что это решение он принимал сейчас в одиночку.

— Тони? — выдохнула она, как только они добрались до двери.

Дым уже заполнил помещение и попал в легкие, которые горели от каждого вдоха. Глаза слезились, стены плавали, ноги приходилось переставлять с невероятным усилием. Еще немного, и бетонный короб превратился бы в братскую могилу на троих.

Что их ждало снаружи? Вадим, как и Антон, ответа на этот вопрос не знал. Но, дав подсказку, он рассчитывал, что они с Миланой выживут. Иначе бы просто промолчал и унес тайну с собой на тот свет.

— Зажми нос и дыши пореже.

Антон стащил пиджак и сунул его Милане, после чего повернулся к мигающей панели замка. Комбинация из восьми символов с двумя латинскими буквами в конце подошла с первого раза. Светодиод с красного цвета переключился на зеленый, прогремел щелчок, и дверь, наконец, поддалась.

Палящий жар и пугающая чернота со всполохами оранжевого пламени ждала их в свои объятия. Прежде чем войти туда, Антон обернулся к лежащему на полу Вадиму. Раскинутые руки, повернутая голова и поддернутый поволок взгляд, устремленный на него, навсегда отпечатался в памяти.

— Идем, — он дернул шатающуюся Милану за руку и потащил за собой на выход.

Они продвигались чуть ли не на ощупь, потому что дым заполнил все вокруг. Выбраться из такого ада казалось нереальной задачей, но Антон не сдавался. Прижимал к носу рукав пропахшей гарью рубашки и шел вперед. На чистом упрямстве, которое подталкивало его в спину, не давало упасть и потерять сознание.

Через несколько бесконечно долгих шагов по извилистому коридору впереди замелькали тени. Ярким блеском в разогретом от бушующего огня воздухе мигали светодиоды пожарного робота-спасателя.

— Эй! Тут живые! — раздались голоса работников экстренной службы.

— Помогите…

Крик застрял в глотке, поэтому Антона хватило только на жалкое сипение. К счастью, его все равно услышали.

— Скорее! Несите защиту и кислородные капсулы!

Сильные руки подхватили Антона в момент падения. Силы окончательно покинули его, поэтому рослому пожарнику в светлом форменном костюме пришлось его тащить на себе. Единственный вопрос, дошедший до угасающего сознания, прозвучал неожиданно и резко:

— Там есть еще люди?

Антон проглотил горькую слюну, стиснул толстую перчатку на руке мужчины и прошептал:

— Живых там нет.

***

Спроси кто-нибудь у Антона, как горел их семейный ресторан, он бы непременно ответил: «Красиво и жутко». Потому что со стороны пожар и правда завораживал взгляд.

Взрыв не снес перекрытия, поэтому здание устояло. Двойной ударной волной вынесло рамы, уничтожило дорогую технику, прекрасные интерьеры и частично обвалило стену с торца. Оказалось, что второй взрыв случился в одном из главных залов — рванула заложенная там бомба. Поэтому здоровенной дыре на первом этаже никто не удивился.

Но обо всем этом Антон узнал гораздо позже. Когда его и Милану доставили в клинику и продержали там неделю после отравления угарным газом.

А пока… Пока он ловил губами соленые слезы матери, слышал причитания сестры, рычание брата и сжимал руку отца. А рядом с ним находилась Милана, которую, словно брошенного щенка, окружили семьи Тасмановых и Радовых в полном составе.

— Господи, Тони!

— Ты нас ужасно напугал!

— Надеюсь, тварь горит в аду, — процедил Елисей, крепко обнимая брата сразу после Насти и матери.

Отец молчал и напряженно вглядывался в охваченный огнем ресторан. Дело всей его жизни на глазах превращалось в кучу обгоревших останков, состоящих из почерневших бетонных плит и пепла. Подобные случаи не проходили бесследно ни для кого, но Павел Александрович Канарейкин не выглядел расстроенным или потерянным.

Антон ждал боли в родном зеленом взоре, возмущенных криков, скандала. Однако ничего такого не произошло. Неожиданно для него Паша пожал плечами на немой вопрос и выдал ровным тоном:

— Пусть их сгорит хоть тысяча. Семья важнее любого бизнеса, Татошка.

— Все равно прости, — выдохнул Антон и протянул руку, ощущая, как отец крепко стиснул его пальцы. — Если бы меня не накрыла паника в доме Боярышникова…

— Просто заткнись, глупый ребенок, и иди к папе.

Улыбнувшись сквозь пелену слез, он шагнул в теплые объятия. Впервые за годы бессмысленной борьбы и отрицания Антон, наконец, признал очевидную правду. Он страшно соскучился по нахлынувшим на него чувствам: безопасности, любви и понимаю.