Шрифт:
В глубине дома слышалась приятная музыка, сквозь которую прорывались крики и смех. Особенно громко хохотали юные девицы, пока их спутники уничтожали алкогольные запасы Боярышниковых. Антон не задержался в холле и сразу поспешил в темный провал под лестницей, ведущей в длинный коридор. В конце находился кабинет Глеба, обычно закрытый для всех, кроме него самого.
Туда даже горничных не пускали, только роботов. Поэтому Антон не опасался встретить кого-то из персонала, тем более, они разбрелись по норам. Точно крысы, боящиеся потопа. Сразу бежали из дома подальше, лишь бы не нарваться на кого-то из пьяных гостей. Кто мог. Остальные скрылись в комнатах и сидели безвылазно.
Пятнадцать минут и сорок семь секунд. Время поджимало.
— Пожалуйста, убери руки. Мой муж может прийти в любой момент.
— Брось. Глеб, как обычно, занят сиськами очередной будущей звезды сериалов. Ему совсем не до тебя, Илона. Давай, милая, как в старые-добрые времена…
Приглушенный голос Геннадия Збруева, отца Федора, доносился из запертой двери. Затаив дыхание, Антон замер у стены и прислушался к бормотанию Илоны. Сердце пропустило удар, когда в разговоре парочки прозвучало знакомое имя:
— Где Милана? Я хотел, чтобы они с моим Федором познакомились поближе.
Пальцы сжались в кулак, но Антон не шелохнулся. Застыл, услышав жалобный ответ Илоны:
— Она… Ну ты же знаешь мою дочь. Совсем дурочка. Забыла о празднике и осталась у подруги.
Как бы она ни старалась, но слепое отчаяние все-таки промелькнуло в интонации. Опоясало стаей невидимых насекомых тело Антона, породило внутри него нечто злое, темное. Захотелось выбить дверь и разорвать ублюдка на части. А когда Илона вскрикнула, он и вовсе дернулся на месте.
— Пожалуйста, отпусти! Мне больно!
— Да ладно, милая. Я буду нежен, как в прошлый раз.
Ярость полилась огненным потоком по венам. Игнорируя предупреждения Базика, он резко схватил ручку и почти повернул. Замер в тот момент, когда взгляд упал на таймер, и его словно окатило ледяным потоком. До сброса матрицы оставалось десять минут. Жалкие крохи, чтобы пробраться в кабинет Боярышникова, затем сделать внутреннее сканирование системы безопасности.
— Оставь меня в покое!
Шлепок и короткий звон рухнули камнем на плечи Антона.
— Строптивая тигрица. Характер решила показать?!
Больше не раздумывая, он повернул ручку, открыл дверь и влетел в комнату. В полумраке гостевой спальни, прямо на кровати, лежала Илона. Геннадий находился сверху: сжимал тонкие запястья и нависал пьяной тушей. А у его ног валялись осколки разбитой статуэтки, похожей на те, что занимали половину холла.
— Глеб? — осоловело моргнул Геннадий.
— Что здесь происходит? — Антон развязно прислонился к стене, точно пьяный. — Ты что, Збруев, домогаешься моей жены?
Огромные глаза Илоны и ее испуганное выражение лица он постарался не рассматривать пристально. Иначе сорвался бы, чтобы убить эту скотину. Оставалось молить бога, чтобы его дерьмовая актерская игра не подвела в последний момент.
Или им всем конец.
Глава 30. Как завещал Станиславский
Илона вся сжалась, отчего внутри Антона оборвалась какая-то тонкая нить.
Сейчас она видела в нем мужа. Того ублюдка, который издевался над ней каждый божий день. О причинах, почему она до сих пор не ушла от него, он не думал. Уж точно не ему судить эту несчастную женщину.
Как умела, так и выживала. Другое дело, что сейчас им обоим требовалась помощь. Пока пьяный Геннадий с пыхтением сползал с Илоны, Антон понадобилась вся его выдержка, чтобы не убить говнюка.
Скотина даже не скрывала удовольствие от запугивания и унижения жертвы. Ему нравился страх матери Миланы, он получал от него наслаждение. Большее, чем от насилия над ней. Для таких ублюдков существовало только одно место, где их бы с радостью приняли. А потом доходчиво объяснили с примерами, как нельзя поступать с женщинами.
Тюрьма строгого режима. Даже обитатели социального дна не любили насильников.
— Прости, друг, — Геннадий покачнулся. — Я думал, что ты жаришь ту белобрысую сучку из ГИТИС. Оказалась не так хороша?
Он рассмеялся, нисколько не стесняясь присутствия Илоны. Словно вообще ее за человека не считал. Впрочем, чему здесь удивляться? Федор вырос таким же моральным уродцем как папаша. Пример воспитания перед глазами. Никаких психологических разборок личности не требовалось.
— Сиськи маловаты, — грубым тоном ответил Антон.