— Клянусь!

— Тогда откуда о нем ты знаешь?

— Он мне… Из письма…

И Велиард рассказал все, почти… Он скрыл, как под диктовку госпожи Мирабелии написал две записки: в одной он назначил время встречи, в другой — сообщил о расставании. О сомнениях, что Ринелия сама наложила на себя руки, Велиард промолчал также.

— Я думал, это избавит меня от твоих подозрений! — сказал он. — Я не думал, что все так закончится. Я не хотел, чтобы она умерла! Я не желал ей смерти!

Признание не произвело впечатления на лорда.

— Жалкий трус.

— Кер…

— Если бы ты так не боялся, мы могли поймать убийцу.

— Ты мне веришь? — изумился Велиард.

— Ты слишком ничтожен, чтобы рисковать собой ради кого-то. Ты бы не связался с колдуном.

Кернел развернулся, чтобы уйти.

— А ты сам? — неожиданно для себя самого выкрикнул Велиард. — Ты годами вынашиваешь обиду! Да! Мама не позволила тебе вступить в орден, но это не делает тебя самым несчастным!

Он осекся, встретившись взглядом с братом.

— Продолжай, — велел Кернел с застывшим лицом.

— Это все! Прекрати отыгрываться на мне!

— Почему? — спросил Кернел и шагнул к брату. — Скажешь, что я несправедлив?

— Да, Кер! Ты несправедлив!

— И ты ни в чем не виноват? — лорд холодно смотрел на Велиарда. — Снова прикроешься тем, что был ребенком и не мог противостоять матери? С колдуном так не выйдет! Или это я виноват в том, что ты побоялся признаться?

Велиард побледнел.

— Ясно, — произнес Кернел. — Значит, в твоих глазах снова виноват я. Хорошо. Пусть будет так.

Он повернулся к брату спиной, но перед самой дверью задержался.

— Я считал магию своим призванием, — негромко произнес Кернел. — Но я от него давно отказался, и теперь моя обязанность — кинарское владение. Велиард, я недостаточно глуп, чтобы десять лет страдать по несбыточному. Смею надеяться, что стал не самым плохим лордом… Лучше, чем был наш отец… А ты? Ты имел все возможности изменить мое мнение о себе, но за все эти годы так и не удосужился сделать хоть что-то полезное.

Когда Кернел вышел, Велиард покачнулся, прислонился спиной к стене и осел на пол. Со злостью молодой маг ударил кулаком по колену. Именно так всегда и заканчивались его разговоры с братом. Кернел гордо уходил, а Велиард оставался с пустотой в груди и горьким вкусом обиды на языке. Если бы брат хоть раз дал ему возможность показать себя… Хоть раз обошелся бы с ним непредвзято… Тогда все могло бы быть иначе.

Велиард не помнил своего дядю Норвалда. Предателя, пытавшегося отнять у племянника титул лорда, казнили, когда Вел был еще младенцем. Зато он помнил другое…

— Между тобой и Кернелом не должно быть вражды, — любила повторять Тарлимея, расчесывая волосы подросшего Велиарда.

Он любил минуты, когда она превращалась из суровой леди в заботливую мать. Это никогда не длилось долго, но оттого казалось особенно ценными. Грозная леди ни с кем больше не становилась такой ласковой… даже с Кернелом…

— Вам нечего делить, — говорила Тарлимея. — Помни, что место лорда предназначено для твоего брата. Ты не должен вмешиваться в дела правления.

— Я не собираюсь, — легко соглашался Велиард. — Управлять слишком скучно.

— Это хорошо. Тебе так повезло родится младшим! Цени это. Ты можешь стать, кем захочешь. Ты не ограничен своим положением.

— Я бы хотел охотиться на духов… Нет! Лучше отправиться в путешествие! Еще я мог бы научиться рисовать…

На это леди обычно смеялась и целовала Велиарда в лоб.

Кернел рассказывал, что их мать плохо перенесла предательство дяди. После той неудачной попытки захватить власть Тарлимея стала нервной и подозрительной, и с каждым годом отношения между ней и Кернелом все сильнее портились. Бесконечные ссоры с сыном подорвали здоровье магессы. Если бы брат не был так категоричен, их мать, возможно, смогла бы прожить немного дольше…

Велиард отогнал от себя предательскую мысль, как только та пришла в его голову. Это была заноза, которая крепко засела в мозгу и иногда нагнаивалась, отравляя разум. Ее требовалось решительно выжечь, но у Велиарда не хватало на это сил.

Солнечный день было жалко проводить взаперти, и мы с Вилом расположились во дворе конюшни. Я вязала стебли в пучки, а мой ученик развешивал получившиеся снопики на натянутой веревке. Прошлым вечером мальчики принесли по полной корзинке трав, и теперь в «Белой ласточке» одуряюще пахло свежим сеном.

— Бесконечная работа, — ворчал Вил, становясь похожим сам на себя. — Каждый день одно и тоже…

— Так может сказать любой ремесленник, — упрекнула его я.

— Поэтому я не хочу быть ремесленником… Тоска… А! Глянь! Эйна!