Шрифт:
Замысел, достойный восхищения!
Остался последний штрих, завершающий аккорд — воплощение. Воплотиться я могу лишь в того, кто меня призвал. Таково правило, я не в силах его нарушить.
Я приходил сюда множество раз. Те, кто мечтал стать для меня сосудом, ждали внутри сигилы — и я входил в них. Глупцы, надеявшиеся этого избежать, боязливо жались снаружи, в надежде, что сигила удержит меня.
Не удержала. Ни разу.
Не удержит и сейчас. Я успею до рассвета.
Собираю себя воедино. Волнами мрака несусь по улицам городов. Впереди вспухают огненные клубки взрывов. Трещат выстрелы, что-то горит. Линия фронта? Этот огонь меня не раздражает — он дарит смерть, а не жизнь. Души, насильно лишенные тел, взлетают, растворяются во мне, насыщают. Это приятно. Другие души пронзают меня насквозь, летят выше, дальше. Это неприятно.
С трудом подавляю искушение задержаться, насытиться. На войне всегда есть то, что нужно — правильные боль и смерть, страх и ненависть, отчаяние и ярость.
Нет, надо спешить.
Огибаю колючие россыпи огней — города, освещенные электричеством. Мне не нравится то, что я вижу. Люди слишком увлеклись своими новыми игрушками. Если так пойдет и дальше, у меня могут возникнуть проблемы даже ночью. С этим надо что-то делать. Уверен, мой адепт — человек влиятельный, раз сумел устроить столь масштабный призыв.
Воплотившись, я избавлю мир от лишней иллюминации.
Мы избавим.
Море, океан света.
Сияет, колет, жжет. Высасывает силы. Там, в сердцевине — он. Пытается спрятаться от меня? Отгородиться светом? Не знает, что я уже иду к нему?
У меня нет иного выбора, другого пути.
У него тоже.
Ищу лазейки. Темные улочки с тусклыми фонарями, неосвещенные закоулки. Можно уйти под землю, просочиться по канализационным трубам и коллекторам. Это слишком долго. Это унизительно. Такой роскошный призыв, а я явлюсь из канализации, как в дешевом фарсе?
Унизительно? С каких пор меня это волнует?
С каких пор меня вообще что-то волнует?!
Они меняют меня — те, кого я поглощаю и делаю мной. Придают толику человеческого. Они исчезают, я меняюсь. Каждый платит, как может, я не исключение.
Ага, вижу. Дворец, крепость. На башнях сияют багровые пентаграммы. Я уже бывал здесь. Хорошее место. Надеюсь, за это время оно не стало хуже.
Надеюсь? Я — надеюсь?!
Ныряю внутрь, несусь коридорами. Здесь тоже многовато света. Выпиваю душу охранника, его руками отключаю распределительный щит. Разношу вдребезги рукояткой пистолета.
Так-то лучше.
Вспыхивает аварийное освещение. Тревожные сполохи мне не мешают. Меня тянет, как магнитом. Да, близко. Да, здесь. За этой дверью.
Вхожу.
Он не один. Рядом — приближенные. Советники, генералы, служители культов. Кто-то из них посвятил адепта в подробности ритуала. Кто? Не имеет значения.
Оставить их в живых? Нет, это лишнее.
На полу лежат тряпичные куклы. Призвавший меня встает из кресла, отступает, пятится к стене. Лицо искажено ужасом. Обнимаю его прядями мрака, обволакиваю. Заключаю в кокон тьмы, которая я.
Шепчу на ухо:
— Не бойся.
Он дрожит.
— Я пришел на твой зов. Я исполню твои желания.
Он дрожит.
— Я повергну твоих врагов, дарую тебе победу. Мы будем править этим миром вместе…
Вместе. Ты и я.
Он верит. Он расслабляется.
Он все еще дрожит.
Вхожу в него. Надеваю на себя, как перчатку. Ты получишь желаемое. Ты будешь считать, что я послушен твоей воле, что это я исполняю твои желания, а не ты мои. Ты назовешь себя темным божеством, а я тем временем…
Что это?! Нет!
Сердце?! Твое проклятое, твое слабое, больное человеческое сердце! Ты, негодный сосуд! Жалкий кусок мяса! Не смей умирать! Нам еще столько предстоит! Я даже не начал!
Не смей!!!
Не умею лечить. Не умею воскрешать. Поддерживать жизнь сосуда дольше отпущенного срока — да, могу. Но если сердце останавливается, мне не запустить его снова.
Последний, еле ощутимый толчок. Адепт оседает на пол: ком бесполезной мертвечины, мятое тряпье. Его душа — во мне. Мечется в ужасе, кричит, зовет на помощь…
Растворяется.
С рассветом мир исторгнет меня обратно, в мою унылую обитель. Не получилось. В этот раз — нет. А как хорош был призыв! Изящен, оригинален, масштабен. Ничего, у меня есть время. У меня есть время всего этого мира, от начала до конца.
Я буду ждать.
Ноябрь 2022 г.
Детский сад
Эти женщины.
Эти две женщины: воспитательница и беженка. Никогда раньше не видел, чтобы люди так смотрели друг на друга. Беженка была похожа на ребенка, который утром вышел к новогодней елке, опустился на колени, рассчитывая найти под мохнатыми лапами в лучшем случае кулек с конфетами — и вдруг увидел гигантскую коробку с автоматической железной дорогой. Воспитательница же была похожа на мать, тихо стоящую в дверях: вот, стоит, молчит и любуется детским счастьем, которое сама и создала.