– …и налепить из него выходов в любимую булочную, любимый супермаркет, на горный луг за цветами в спальню и на морское побережье, чтобы просто размяться? – переспросила Тильда, продолжая со значением поглядывать то на него, то на меня. – Не знаю даже. Наверное, отсутствие гениальности. Или недостаточная гениальность. Или гениальность не в той области.

И она снова посмотрела на меня – и подмигнула. С намёком подмигнула, так, что даже до моей тупой головы наконец дошло.

– Ты его рекламируешь, – выдохнула я. – Когда я сказала, что не разбираюсь в чародейских заморочках, ты всерьёз решила поработать пиар-агентом Йена. И после этого ты ещё говоришь, что твои социальные навыки недостаточны?

– Ну, они улучшились, – скромно опустила взгляд Тильда. – Вообще оказалось, что они очень даже ничего, когда собеседник не трясётся и не ждёт, что я его в следующую секунду сожру.

– Сильные друзья – это хорошо, – кивнула Салли и попыталась ткнуть Тильду ножом для масла в бок. Та, разумеется, с лёгкостью парировала.

Завязалась шуточная потасовка; ход её проследить я не могла, но оценила гудящую мелодию столкновения стали со сталью и зловещие блики света на лезвиях.

– Дурдом, – с нежностью улыбнулся Йен, наблюдая за ними из-под ресниц.

Кажется, он был счастлив.

Чем пахнет дом?

Честно говоря, до сих пор я об этом не задумывалась. Наверное, потому что от родителей съехала довольно давно, как только поступила на первый курс. Комнату в общежитии мы делили с соседкой, чьё имя начисто стёрлось из памяти – как и цвет волос, и голос… Но мне запомнилось какое-то чужеродно-солнечное ощущение, которое следовало за ней, как направленный луч прожектора, а ещё кисловатые клубничные духи и красная помада. Окна выходили на липовую аллею за университетом; на стены запрещалось вещать плакаты и постеры, но, разумеется, у нас всё было обклеено до потолка: с моей стороны – мрачными северными пейзажами, а на соседкиной половине комнаты – мальчиками из какой-то ужасно популярной группы, одетыми либо скудно, либо странно.

На втором курсе я завела блог. Он неожиданно взлетел, и к четвёртому курсу у меня была своя колонка в «Шери» и небольшой доход от рекламы, который позволил съехать в отдельную квартиру, не выпрашивая денег у родителей на арендную плату, антидепрессанты и психоаналитиков. С тех пор апартаменты у меня часто менялись. Мы пытались жить вместе с Дино, который потихоньку вытянул меня из пучины психологических проблем, потом я перебиралась из одной части города в другую с периодичностью раз в полгода и не видела никакого смысла обживаться и наводить уют: всё это было заведомо временным.

Парадоксально – возведённый чарами коттедж в глубине опасной каверны больше всего напоминал дом, чем любое место, где мне приходилось жить раньше.

Здесь было светло, просторно и уютно. Даже, пожалуй, по-сибаритски комфортно: каждому досталось по комнате, обставленной в соответствии с личным вкусом. В гостиной на первом этаже горел камин, за окном шелестел листвой осенний сад, а мягкие, глубокие кресла сдвинулись близко-близко друг к дружке, словно закадычные приятельницы, которые решили посекретничать. В столовой, совмещённой с кухней, стоял круглый стол из тёмного дерева, а за панорамным стеклом раскинулось иллюзорное морское побережье с белыми пляжами и сизоватыми южными соснами.

– Какой здесь хороший воздух, – внезапно сказала Тильда, когда мы с ней остались в гостиной вдвоём. – От него так спокойно…

– Да? – растерянно откликнулась я и, наверное, впервые обратила внимание на запах. Тёплое старое дерево, разморённый солнцем цветник, остаточные ароматы еды после завтрака. Ещё пахло библиотекой, совсем немного, куда слабее, чем в доме у Хорхе. – Наверное… Меня всё время в сон клонит почему-то, как в лесу, где кислорода много.

– Ты не восстановилась ещё, наверное, – вздохнула Тильда и забралась в кресло с ногами. И неожиданно призналась: – У меня тоже слабость какая-то. Непривычно. Раньше я быстро восстанавливалась… Похоже, меня правда чуть не убили.

– А Йен что сказал?

– «Девочка-решето», «Пришлось обновить навыки художественной штопки» и «Тебе повезло».

Мы сидели вдвоём уже больше часа; делать было, в общем-то, нечего. На столике валялось несколько детективов, но на чтение сил пока не хватало, через некоторое время книжка начинала вываливаться из рук. Йен забрал Салли и спустился в подвал, в лабораторию – «сделать новый глаз и разобраться с костями», как он выразился. Судя по оговоркам, всю последнюю неделю ему пришлось потратить на то, чтобы поддерживать жизнь в моём теле, которое напрочь отказалось функционировать самостоятельно. Остальных он подлатал ровно настолько, чтобы вытащить из критического состояния, и теперь занялся их травмами серьёзно.

Три с половиной дня – ровно столько у нас оставалось, чтобы зализать раны и вытащить Хорхе.

И, что самое мерзкое, сейчас от меня не зависело вообще ничего.

– А можно спросить? – вдруг дотронулась Тильда до моего плеча, и я вздрогнула от неожиданности, едва сумев улыбнуться и кивнуть:

– Конечно.

– Каково было жить с Йеном столько лет?

Я понятия не имела, что она под этим подразумевала, потому ответила максимально честно:

– Трудно. Сейчас, конечно, я на многие его слова смотрю по-другому и понимаю, что вот здесь он просто пытался привлечь моё внимание, там неудачно пошутил, а тут вообще не понимал, что пересекает черту… Всё-таки Йен – взрослый раскрепощённый мужчина, а я всегда была замкнутой. И когда-то – стеснительной.