Наверное, это просто привычка; надо немного перетерпеть, и всё встанет на свои места…

– Сестра, – вдруг позвала меня Салли громким шёпотом. – Можно?

Она стояла на пороге комнаты, завернувшись в собственное одеяло, словно ребёнок, испуганный раскатами грома. Вот только взгляд у неё был совершенно обычный, без всякого страха, разве что чуть более внимательный.

«Да она не для себя это делает, – пронеслось в голове. – А для меня».

– Залезай, – улыбнулась я и перекатилась в сторону, уступая часть кровати. – Будем считать, что мы ночуем одни, а все взрослые уехали куда-то.

Салли по-солдатски ровно улеглась на краешке постели и пристально посмотрела на меня:

– Как в фильме?

– Как в жизни, – пробормотала я, проваливаясь в сон, и успела подумать, что из нашей истории получился бы неплохой поучительный рассказ для блога Куницы.

Очнулась я резко и неприятно, словно от громкого, пугающего звука. Салли не было. Наверное, она дождалась, когда меня вырубило, и ушла спать к себе – или продолжила тренировки, к которым питала нездоровое пристрастие. В комнате между тем стояла приятная тишина: шелестел ветер за иллюзорным окном, тикали невидимые часы, в отдалении слышался мерный шорох волн, окатывающих берег. Всё, разумеется, ненастоящее, но создающее идеальный фон – спать бы ещё и спать, тем более что ночь едва перевалила за середину. Но обострившееся чутьё выдернуло меня из нагретой постели, заставило переодеться, влезть в кроссовки и подняться на второй этаж, к нашей условной кухне.

Йен был там – готовил завтрак на троих, повелевая зачарованной утварью, и одновременно корпел над запиской, смешно прикусив губу. Когда я вошла, он подскочил, точно его на горячем поймали.

– Урсула, – нервно улыбнулся он, возвращая на место завалившиеся было летучие сковороды, и аккуратно растёр записку по столу, заставив бумагу исчезнуть. – Не спится? Или проголодалась? Если так, то могу сделать тебе что-нибудь несложное, я как раз закончил с медитацией и решил…

– …решил упустить прекрасный шанс порисоваться с утра и сорвать порцию аплодисментов? – скептически закончила я за него. – Куда ты собрался? Ещё и тайком?

Он с сомнением посмотрел на меня.

Я скрестила на груди руки.

Он выгнул бровь.

Я не двигалась.

Он переступил с ноги на ногу и откинул волосы с лица.

Я не двигалась.

Он глубоко вздохнул и сел за стол, щелчком пальцев создавая две кружки и приманивая одну из кастрюлек с плиты.

– Может, горячего шоколада? И поговорим немного.

Вообще-то я почти весь день проспала и благополучно пропустила ужин, поэтому сейчас и правда изрядно проголодалась, так что предложение пришлось весьма кстати – но только не в качестве попытки уйти от ответа или потянуть время.

– Сразу скажи, – попросила я, пригубив шоколад. Безупречно приготовленный – кто б сомневался. – Ты ведь не собирался в одиночку идти вызволять Хорхе? Великий и ужасный Лойероз – один против Запретного Сада, часть вторая?

Судя по тому, что Йен откликнулся не сразу и задумчиво уставился в собственную чашку, это была одна из вероятных опций, но не основная.

– Я размышлял о чём-то подобном, – признался он наконец, по-прежнему не поднимая взгляда. – Но, как и говорил уже прежде, я не собираюсь повторять свои старые ошибки. Вот с твоей, незамутнённой чародейскими предрассудками точки зрения, почему меня смогли победить пятьдесят лет назад?

Этот его вопрос настолько сильно резонировал с моими собственными недавними размышлениями, что я рефлекторно опустила голову, прячась за чашкой. И предположила, разумеется, не вполне искренне:

– Ну… их было слишком много? Навалились кучей?

Мой ответ, скорее, напоминал комплимент, чем «незамутнённую чародейскими предрассудками точку зрения», однако Йен просиял:

– Именно! Браво, дорогая. Жаль, я сам понял это довольно поздно. Накануне решающей битвы у меня не осталось союзников – ни одного, – продолжил он, но теперь его голос звучал отстранённо, нейтрально. – Мой выбор, целиком и полностью. И, как показало время, неудачный.

Видимо, спросонья соображала я не слишком быстро, поэтому ничего не поняла и честно переспросила:

– В смысле – твой выбор?

Йен, не глядя на меня, покрутил в руках чашку – и развеял её звонким щелчком по ободку. И ответил:

– В прямом. Я отказался от помощи. Или – в некоторых, особенно тяжёлых случаях – сделал так, что никакой поддержки мне так и не предложили.

Тут наконец до меня начало доходить.

– Хорхе. Он сказал, что не был на твоей стороне в тот день. Хотя сейчас не похоже, чтобы он что-то имел против тебя.

Когда Йен вновь поднял взгляд, выражение лица у него было сложным: и злость, и грусть, и тень приятных воспоминаний. А у меня, если честно, мурашки по спине пробежали от нехороших предчувствий.

Что же ты натворил в своё время, чарующий олеандр…

– Вероятно, после некоторых размышлений Хорхе сопоставил несколько фактов и пришёл к определённым выводам, – улыбнулся он кривовато. – Но, скорее всего, только после моей смерти. А до неё Хорхе с удовольствием убил бы меня сам, лично, если б не придерживался благородного принципа заботы о своих учениках… Видишь ли, я очень постарался с ним рассориться заранее, чтобы никакие идиоты не обвинили его потом в том, что он был моим союзником. А если я прикладываю определённые старания, то результаты превосходят все ожидания. Расстались мы в последний раз безобразно: Хорхе вышел из себя настолько, что отвесил мне оплеуху, что с его ростом воистину непросто. И кричал так, что слышал нас весь Розарий… Я, кстати, так и не извинился.