Шрифт:
Женщина размахнулась и коротко ударила его по щеке – сперва ладонью, потом тыльной стороной, наотмашь.
Он даже не отшатнулся.
– Ты просто ублюдок.
– Знаю, – произнёс он с нежностью и осторожно прикоснулся к её волосам. – Ты ведь так давно мне это говоришь… так давно. Почему ты злишься, Флёр? Ведь ты была несерьёзна с самого начала… делала это ради высшей цели… превозмогала. Но почему же несерьёзным нельзя быть мне?
Женщина резко развернулась и вышла, прижимая к груди колбу с цветком и записи. Лицо у неё горело.
Он замер посреди лаборатории, запрокинув голову, и прикрыл глаза ладонью; дыхание у него сбилось.
– Ах-х-ха…
А потом он сдвинул пальцы и посмотрел на меня в щель, и стало ясно, что больше это не воспоминание, а он сам.
Йен.
– Да, ну и влипли же мы, Урсула, – выдохнул он хрипло и рассмеялся. Голос был таким же приятным, гипнотическим, как минутой ранее, но теперь будто бы надтреснутым. – Флёр действительно забрала мою работу, чтобы укрепить влияние Роз… Но, конечно, у них не получилось воспроизвести эксперимент. Бессмертный цветок, ах-х-ха… Я уже забыл, насколько глупо всё это выглядело… Эй, Урсула, – обернулся вдруг Йен ко мне, не отнимая от лица руку. – Кажется, меня только что бросили. Утешишь меня?
Я ведь знала, что он шутит.
Совершенно точно знала.
…но всё равно шагнула к нему, ближе, ближе, пока не оказалась почти вплотную. Йен ощущался таким тёплым, реальным, от него даже пахло по-настоящему – чистотой, травяным мылом и чем-то солоноватым. Его волосы казались на ощупь влажными, точно не успели просохнуть после купания; я встала на цыпочки, положила ему руку на затылок, пригибая к себе, заставляя уступить.
А губы у него были твёрдыми и немного шершавыми. И очень, очень горячими.
Раньше я уже целовалась, да хотя бы с Дино, но это было совсем не так. Прижиматься к чужому рту; впускать язык; покусывать губы; задыхаться. Ноги у меня подломились, и Йен подхватил меня под спину, а потом скользнул другой рукой под сорочку, под которой не было ничего, ни клочка ткани, и я…. я испугалась.
И – очнулась в разворошённой постели в совершенно незнакомом месте.
– Ах, да, – пробормотала я. – Убежище вампиров. Терновый Сад.
Голова была как чугунная. Мне с трудом удалось выбраться из одеял и кое-как сунуть ноги в кроссовки. Время уже перевалило за полдень; солнце шпарило безжалостно, и весь огромный сад за окном благоухал как-то остервенело, точно в последний раз. Я выбралась наружу, как была, в кроссовках и сорочке, и привалилась спиной к яблоневому стволу; ноги до сих пор подкашивались, а губы горели и горячо пульсировали.
– Йен, – тихо позвала я. – Если ты сделаешь это ещё раз, я выкину тебя из своей головы, и будь что будет. Понял?
Он не откликался некоторое время, а когда заговорил, то голос его звучал покладисто.
«Идёт, милая. Вполне справедливо. Остаётся вопрос: как поступим, если это сделаешь ты?»
Я сползла на траву, стискивая ладонями виски так, словно пыталась череп раздавить. Ответить было нечего.
Ведь я действительно подошла к нему сама.
Сама.
ГЛАВА 6. Жадные цветы
До самого вечера мы так и просидели по своим комнатам. Дино отсыпался – похоже, его основательно накрыло после вчерашнего, и он только мычал невнятно, когда его пытались разбудить. Гэбриэлла вышла один раз, когда я задумчиво обдирала вишни в саду; она немного постояла рядом, съела несколько ягод и вернулась в свою комнату. Когда стемнело, в наши роскошные тюремные апартаменты заглянул Хорхе, сокрушённо покачал головой и снова исчез.
«А кому бы пришлось по вкусу это сумрачное царство уныния? – резонно заметил Йен. – Да и ты вроде ведь никогда не была любительницей кислятины, моя прелесть. Так что же изменилось вдруг? И как долго ты собираешься меня игнорировать?»
Так долго, как получится, естественно… Но вслух я этого не скажу.
«Тебе не кажется, что ты реагируешь немного избыточно? – продолжил он, начисто игнорируя моё желание побыть немного в тишине. – Сейчас ты в таком ступоре, словно много лет заблуждалась в собственной ориентации и неожиданно прозрела… Ты не одна в замешательстве – я тоже смущён, знаешь ли, потому что эту страницу своей биографии показывать тебе не собирался».
Он заблуждался как минимум наполовину, потому что дело было не только и не столько в воспоминаниях, и за какую-то ночь всё осложнилось необратимо. Рухнул баланс, который мы удерживали пятнадцать лет, а как теперь его восстанавливать – я не знала.
«Урсула, поговори со мной. Если хочешь, отругай. Только не молчи, хорошо, солнце?»
Я упрямо уткнулась лбом в колени и замерла. Было ощущение, что голова сейчас взорвётся, и вечерняя прохлада в саду нисколько не остужала этот жар.
«Тебе понравилось», – сказала вдруг Салли.
Меня на месте подкинуло, и я едва не завалилась спиной в заросли пионов.
«Тебе понравилось, – упрямо повторила она с теми же интонациями, с какими будила меня каждое утро. – Тебе понравилось. Это правда. Ты хочешь ещё. Скажи. Тебе понравилось. Понравилось. Понравилось. Хочешь больше. Скажи. Это правда».