Покинув морг и выйдя на улицу, Вальтер потянулся в карман и достал пачку сигарет.

– Проклятье! – закурив, гневно выругался. – Да он откровенно издевается!

Он злился. Кинув на землю сигарету, импульсивно затушил ногой.

– Я просто не понимаю! Как им удается? Мы были на месте преступления, видели тела жертв. Были в морге, но все бесполезно! А теперь выясняется, что убийц возможно больше, чем думали ранее!

– Возьми себя в руки, Вальтер. Прибереги гнев для этих выродков.

Вернувшись к машине, я приказала отвезти нас в лагерь. Там, вдали от городских стен, коменданту предстояло дать ответ на то, что же происходит на этой проклятой земле.

Расположенный практически в самом центре Европы и имея удобное железнодорожное сообщение, Аушвиц прославился как один из самых страшных лагерей смерти. В его печах, по самым скромным подсчетам, сожгли более двух с половиной миллиона заключенных.

Обтянутый по периметру колючей проволокой под высоким напряжением, он встречал новоприбывших пугающей репутацией надписью на воротах: «Arbeit Macht Frei», что в переводе означало: «труд делает свободным». Однако для тех, кто оказывался по ту сторону, был лишь один способ обрести свободу. Как любил выражаться сам комендант: «…только через трубу крематория».

Удушающий запах смерти, пропитал воздух. У входа, в тусклом свете фонаря, докуривая сигарету, стоял мужчина в форме подполковника. Им оказался лично Рудольф Хёсс – комендант лагеря. Встретив, он учтиво поздоровался и пригласил проследовать в свой кабинет для более комфортного разговора.

По пути мы видели мало приятного. Обеспокоенных солдат, сжимающих в руках оружие, словно опасаясь нападения. Груды одежды и личных вещей, что отбирали у узников, едва те переступали порог и тела. Мертвые нагие тела всех, кто не вынес кошмара, царящего в стенах лагеря.

Молодые люди и старики лежали вперемешку. Новые трупы на старых. За их уничтожение отвечала специальная команда, члены, которой в момент, когда мы проходили, активно занимались своей работой.

Такие же заключённые, одетые в полосатую тюремную форму с номером на груди, они брали одно тело за другим и оттаскивали в сторону небольших серых построек, служивших крематориями.

В лагере эти команды отвечали за самую сложную и грязную работу. Занимались очисткой от всего, что больше не представляло никакой «ценности».

Освобожденные от рабского труда, в основном, по распоряжению надзирателя или коменданта, отбирали наиболее бесполезных заключенных, которые из-за продолжительной болезни или общей слабости не могли больше работать.

Оказавшихся в чёрном списке ждали расстрельные площадки или газовые камеры. Каждый день в них оказывались несколько десятков, а тела затем сжигали в печах, неустанно работавших на полную мощность круглые сутки.

Услышав о такой жестокости, можно подумать, что эти люди были теми ещё выродками, раз «добровольно» согласились участвовать в зверствах нацистов, указывая, кому жить, а кому пора умирать. Что ж… если Вы подумали именно так, спешу переубедить.

Отправляя очередную партию, большинство изнывало от душевной боли. Поддаваясь отчаянию, они быстрее других теряли надежду и желание жить. Нередки были случаи, когда, не в силах вынести мук совести и позора, отправлялись на смерть вместе с другими заключенными.

Однако, несомненно, были и те, кто наслаждался своей работой. Используя «привилегированное» положение, такие намерено выискивали возможных кандидатов и шантажировали их. Заставляли выполнять рискованные поручения или отдавать личную порцию супа.

Независимо от степени согласия и мотивов, члены таких команд менялись как перчатки. Разница была лишь, что первые лишали себя жизни осознанно, а вторых убивали тихо сами заключенные, которым нередко помогали надзиратели.

Недалеко от главного крематория стояли наспех построенные деревянные бараки, служившие жильем для самих узников. Там приходилось ютиться в практически нечеловеческих условиях.

Построены они были без фундамента, часто на болотистой местности. Вместо полов внутри утрамбованная земля. Во время дождя она часто превращалась в трясину. Спать заключенным приходилось на соломе, стеленной поверх деревянных нар, а порой просто на полу.

Единственным удобством была маленькая печка, стоящая посередине всего барака. Однако она мало чем помогала во время холодных зимних ночей. Да и у заключённых не было времени греться.

Кроме тяжелой работы, два раза в день они выходили и строились на перекличку. При этом начальству было наплевать на «капризы» погоды. Заключенным не полагалось ни теплой одежды, или хорошей обуви. До своей смерти они носили только форму, что получили по прибытии.

Нередко в бараках происходили драки. Давая показания на нюрнбергском процессе, Рудольф Гесс, описывая деятельность Теодора Эйке 2 , рассказал, что однажды, недовольный несколькими еврейскими заключенными, тот приказал, цитирую: «…всему бараку месяц не покидать своих шконок».