Шрифт:
Со спины меня подхватывают чьи-то крепкие руки и резким движением, как пушинку, ставят на ноги. Я снова чувствую опору под ногами. Дышу, как марафонец, после пятидесяти километров.
– Не ушиблась, Тайсон? – Слышу прямо над ухом вкрадчивый голос.
Поворачиваю голову через плечо – это Никитин. Широко улыбается и продолжает держать меня одной рукой за талию, а другой – за бедро. У него горячие, большие ладони. Ощущаю настойчивые прикосновения даже сквозь плотный деним.
– Грабли убрал, – шиплю, как рассерженная кошка, я и сбрасываю его руки под тяжелым взглядом Соколова.
– Эта овца меня толкнула. – Злобно рычит Лиля, недовольно расчесывая пальцами челку.
– Ты сама овца! – Рявкаю в ответ, перебивая Соколова, который собирался что-то сказать. – Тебе лечиться надо! Припадочная!
Бедро противно ноет: все-таки ушибла его при падении. Соколов стоит с Мариной у стены и сверлит меня непонятным взглядом. Потом смотрит на свою «цаплю». Он очень зол: глаза – темные воронки, зубы вот-вот превратятся в крошку, грудная клетка быстро поднимается вверх и резко опадает. Выглядит он сегодня подобающе: черная, глухая водолазка заправлена в черные брюки. Из аксессуаров – кожаный ремень и часы. Даже упавшая на лоб челка не смягчает его острый взгляд. Не завидую я Лиле: получит по первое число. С этими мыслями приходит облегчение и усталость. Волна адреналина стремительно покидает кровь. Такое поведение нельзя спускать с рук.
– Марина, извини. – Соколов снимает с себя ее руки и подходит к этой ненормальной. – Лиля, надо поговорить. – Говорит вроде бы спокойно, но я все равно чувствую витающую в воздухе агрессию. Не дождавшись ее ответа, он разворачивается и уходит вглубь коридора.
Она подбирает сумку с пола и идет за Соколовым, быстро перебирая тонкими ногами. Наш социолог, наконец, появляется в коридоре. Где, спрашивается, был, когда здесь стоял визг и мат?
– Я не понял, что за толпа? Разошлись все, быстро. – Замыкает аудиторию и уходит, взмахнув немодным портфелем.
– Че встали, – обращается Никитин к оставшимся зевакам. – Все, кина больше не будет. Расходимся-расходимся. – Громко хлопает в ладоши.
Он подбирает с пола мой телефон и протягивает его мне. Наверное, вылетел во время потасовки. Протягиваю руку, чтобы забрать его, но он отводит его к своему плечу. Пытаюсь забрать мобильник. Подпрыгиваю. Он поднимает руку выше, насмешливо рассматривая меня. Повторяю попытку: ничего не выходит, и я раздражаюсь все сильнее. Тимур на полголовы ниже Соколова, но все равно у меня нет шансов отобрать телефон. Чувствую себя рядом с ним, как моська с огромным шкафом. После еще пары безуспешных прыжков сдаюсь и спрашиваю:
– Тебе чего надо?
У него зеленые, развратные глаза и родинка над верхней губой. Он тоже светловолосый, но у него, в отличие от Соколова, более теплый, медовый цвет волос и почти бесцветные брови. Никитин широко улыбается и самоуверенно заявляет:
– Поцелуй за спасение.
– Чье спасение? Добрый вечер, ты влез и помешал мне перебить ноги тупой цапле, которая накинулась на мою подругу. Подчеркну, накинулась без всякой на то причины. Так что, это пусть она тебя целует. – Чересчур эмоционально выпаливаю я.
Его глаза смеются. Он еще раз оценивающе осматривает меня, как лошадь на рынке. Еще бы под хвост заглянул.
– Такая дерзкая, страстная. Просто ар-р-р. – Делает пальцами хватательное движение и забавно морщит нос, изображая рычащего тигра. Не выдерживаю и весело фыркаю.
– Да пошел ты. – Толкаю его в плечо и разворачиваюсь, чтобы уйти, но он перехватывает меня за запястье.
Ненормальная Лиля и Соколов стоят у окна. Одновременно с моим поворотом он отворачивается. Я понимаю, что он все это время наблюдал, как я пыталась отобрать телефон у Никитина.
– Ладно-ладно, забирай. – Говорит примирительным тоном Никитин и протягивает телефон. – Я, кстати, красивее, чем Ли Дон Ук. (прим. – южнокорейский актер, модель, телеведущий). Присмотрись, как следует. – кивает на мой чехол с изображением известной дорамы.
Я выхватываю свой мобильник из его цепких пальцев и иду к Маринке. Она продолжает неуверенно топтаться возле аудитории.
– Ты как, Маришка? – осторожно протягиваю руку к ее щеке. Опухло сильно. – Пойдем в столовую, лед попросим.
Марина смотрит на меня влажными глазами, а затем притягивает к себе и крепко обнимает. Я ныряю в аромат ее шампуня и Тасиных сладких духов, которые Маринка бессовестно юзает без спроса.
– Спасибо, Марго. Правда, спасибо тебе, что заступилась. – Она ласково гладит меня по плечам. – Я так испугалась, что с места двинуться не могла. Ты же меня знаешь, я драк с детства боюсь.
Знаю. Спасибо ее матери, которая превратила жизнь Маринки в ад. Это, пожалуй, единственный человек среди знакомых, которого я искренне ненавижу. Отстраняюсь и снова повторяю: