Вероятно, в таких случаях полагается что-то попросить для себя в ответ. Но я не стала — во-первых, я считала, что была права — и этот подарок ничего мне не стоил. Во-вторых, страсти у нас с Макиланом хватает — эти десять лет, которые мы сторонились друг друга, не так уж и просто нагнать. А в-третьих, даже боги не возвращают мёртвых — такой уж непреложный закон.

Мари — мне было привычнее называть её так — чмокнула меня в макушку и прижала к себе. Пламя её волос колыхалось, будто живое.

— Всё у тебя будет хорошо, — шептала она, а я кружилась, будто на карусели, то ли просыпаясь, то ли, наоборот, погружаясь в глубокий сон. — Будет любовь. Сначала пылкая, страстная, а потом нежная и прочная, и всегда — только ваша, на двоих. Будут дети — двое, нет, трое — смешливые, проказливые, открывающие все замки и затворы, иногда крылатые — когда подрастут, светлоглазые. Будет долгая яркая жизнь. И красивые платья. И чистое небо для полёта. Право на ошибки есть у всех, даже у богов, Кори. Всё будет хорошо.

— Спокойной ночи, — шепнула я. Проснулась, когда догорел камин и погасли свечи: Макилан вернулся и осторожно поднимал меня на руки, чтобы унести в спальню — на диване в гостиной места двоим не хватит.

— Подожди, — попросила я, нашарила рукой шкатулку на столике у дивана — пустую, лёгкую. — Знаешь, что мне приснилось?

— Что?

— Что дети у нас будут крылатые. И немного вредные.

— Да и пускай, — Макилан фыркнул, потёрся щекой о моё плечо. — Это же хорошо — если крылатые, Кори.