…Мне, наверное, двадцать пять — я не помню дату своего рождения. Может быть, сегодня? Сегодня ночью я просыпаюсь, понимая, что крылья снова зовут меня прочь от родных мест. Предпочитаю довериться им, только на полпути в полной мере осознавая, куда держу путь. К тринадцатому замку я прилетаю на рассвете — мы, Торико, можем быть очень быстрыми, преодолевая огромные расстояния и не чувствуя усталости.

Окно в аметистовой гостиной открыто настежь. И хотя дело, вероятно, в том, что на улице уже довольно тепло — месяц сновидения балует коринцев в этом году — но у меня благодарно сжимается сердце. Словно меня здесь ждут.

Может быть, действительно ждут?

Глава 61.

Я сижу на подоконнике, поджав колени к груди — так давно не принимала человеческий облик, что забыла о том, какое это тело маленькое, уязвимое и хрупкое.

Очень не хватает крыла, чтобы укрыться, но две руки — это тоже удобно. Длинные волосы падают на грудь. Чуть скашиваю глаза на правое плечо — клейма на нём больше нет, пропало после длительной трансформации, вместе с прочими царапинами, ссадинами, мелкими шрамами. Хорошо.

Сидящий в кресле Макилан смотрит на меня, потом подходит, отводя глаза, и подаёт тёплый, мягкий плащ, небрежно брошенный на край кресла. Закутываюсь в него, оглядываюсь.

Здесь всё знакомо — и не знакомо одновременно. На столе лежит коробка с шахматами, не теми, трехцветными, а самыми обычными.

— Привет, Макилан.

— Привет, Кори.

Когда-то я чувствовала себя почти как дома в замке Альтастен. Но здесь, в тринадцатом замке, где прошла вся моя сознательная юность, я вроде бы действительно дома — безо всяких оговорок. Мне уютно сидеть на широком карнизе и молчать. Мой светлоглазый маг, не задавая ни одного вопроса и ничего от меня не требуя, разливает какой-то ароматный травяной напиток и ставит чашку на подоконник. Пальцы ощупывают тёплый и гладкий фарфоровый бок, тонкую изогнутую ручку.

— Представляешь, у меня опять нет подходящего платья. Вообще нет ни одного платья.

— Некоторые вещи никогда не меняются. Но что касается именно платьев — я всегда к твоим услугам.

— Спасибо, — неужели мы можем вот так говорить, на равных? Похоже, действительно, можем. И это согревает меня больше, чем горячее питьё или огонь в камине. — Через сколько дней будет готово хотя бы одно?

— Уже готово, — светлые глаза в обрамлении чёрных густых ресниц щурятся, как у кота. — Я видел тебя над замком дней десять назад. И подготовился на всякий случай.

— Очень предусмотрительно. Спасибо.

— Надеюсь, тебе понравится.

— Мне всегда нравились твои платья, — я улыбаюсь двусмысленности произнесённой фразы.

— Зайдёшь? — неуверенно предлагает Мак.

— Наверно, в следующий раз.

— Хорошо.

Я сбрасываю плащ, а он отворачивается, то ли стесняясь смотреть на меня, то ли не желая видеть процесс трансформации. Мне немного жаль, но, в конце концов, это его право. И я рада, что он не пытается остановить меня — и одновременно самую капельку досадно.

В следующий свой визит я спускаю ноги на пол, кутаясь всё в тот же заботливо оставленный плащ. Подхожу к столу и начинаю расставлять шахматные фигуры — я помню, как они должны стоять, пальцы движутся будто сами. Ключи сложила в маленькую деревянную шкатулку, принесённую Маком, и поставила на каминную полку. Что мне с ними делать — пока ума не приложу.

— Память вернулась к тебе целиком? — нарушает молчание Сартвен.

— По большей части, но есть и белые дыры. Что-то я так и не вспомнила.

— Если хочешь, можешь спросить у меня.

— Хорошо, — я смотрю на него, но мужчина отводит взгляд и покорно садится за стол, мученически глядя на доску — самую обычную доску для двоих игроков.

— Кори, если ты хочешь вернуться насовсем… — мой светлоглазый маг с трудом подбирает слова. — Не забывай: это твой замок. Я знаю, Ал… Алариус хотел бы, чтобы ты жила здесь.

— Он хотел, чтобы мы жили здесь вместе, — отвечаю я. — Сыграем?

Мак молчит, потом неопределённо дёргает плечом. — Какой цвет выбираешь?

— Чёрный, — ответ как будто вылетает сам, Макилан склоняет голову, но мне кажется, его почему-то не обрадовал мой выбор. Чёрный всегда выбирал Алариус.

Минут десять мы играем молча, потом я не выдерживаю:

— Да что ж ты делаешь-то!

— Я действительно не умею играть. Я не он.

— А по-моему, ты специально. Ты поддаёшься и прибедняешься.

Он почти улыбается.

— Я помню, — тише добавляю я. — Я помню, что ты — не он, и никогда об этом не забуду. А ещё ты врёшь.