— Мне идти нужно, — стараюсь отстраниться. — А вы должны понять чего хотите. И кого.

Отстраняюсь и покидаю его кабинет. Пока иду по коридору пытаюсь унять сердце из груди вырывающееся. Переварить его слова… понять смысл сказанного.

Но ничего не выходит, даже в перевязочной и процедурном кабинете, мои руки продолжают подрагивать, а пульс зашкаливать.

Я знаб что чертовски сильно пожалею о своих словах уже вечером. Как только увижу яркие герберы на своем столе на кухне. Что диван в зале мне вновь напомнит о вечере. Что стоя в душе я буду отчетливо видеть горячие картинки нашего там пребывания. И что Туманов единственный мужчина побывавший там… в моей компании.

Закусив губу иду в ординаторскую, раздрай какой-то у меня. Ничего не радует. И поцелуй этот непонятный тоже. Слова…

На автомате заполняю документы в рабочем компьютере, радуясь что здесь опять пусто.

Он окружен женщинами, работа такая, я ее принимаю. Женщины урологи тоже среди мужчин весь день. Но на планерке, щебетание слащавой блондинки, выставляющей на обозрение свои буфера явно не об эрозии или климаксе. И его глаза нырящие в это самое декольте точно не про врачебное желание осмотреть сочные дыньки. Тьфу ты… оставляю кружку с кофе. Аппетит пропал.

Я ревную. До меня доходит. Черт, я ведь правда его ревную.

Зачем мне это нужно, ну зачем? Смотрит в декольте одной, целует меня… так и там он может не ограничиваться. И не факт что ограничивается…

— Эм, простите, а Илья Валентинович где?

Поднимаю голову. Еще одна блонди. Новая. В форме. Он их тут коллекционирует? По возрасту и размеру груди?

— У себя в кабинете, — буркаю.

Дверь закрывается.

Ну вот, что и требовалось доказать. Бабник. Развел гарем.

Глава 36. Звонок.

Лялька.

Настроение? Не, не слышала. Оно окончательно испарилось. Заканчиваю работу на морально-волевых. Заставляю себя не думать ни о чем. Ни о том, что утром я проснулась одна, ни о пятиминутке с бюстом четвертого размера, ни о наглой коллеге выискивающей господина Туманова по ординаторским.

Все.

Как бы хорошо мне не было вчера, сегодня ровно на столько плохо. И пусть у меня все еще ноют мышцы между ног, губы болят от поцелуев.

В кармане форменной рубашки вибрирует телефон.

—Алло, — поднимаю трубку.

— Доча, привет, родная! — папин голос мне как бальзам на душу.

У меня есть ощущение, что он чувствует когда мне плохо. Будто сильная ментальная связь у нас, антеннки настроенные друг на друга не смотря на расстояние.

— Привет папуль, ты с неизвестного номера. У тебя все в порядке? — волноваться начинаю с первой секунды нашего разговора.

— Все хорошо, тут связь наша не берет и я с местного звоню. Приеду через две недели только.

Он расстраивает меня тем, что мы не скоро увидимся, я привыкла к его командировкам, но эта сильно затянулась.

— Расскажи как твоя работа, милая.

И я рассказываю. Делюсь своими впечатлениями. Практикой и тем, что на операции присутствовала. Что коллектив отличный и сработанный, принял хорошо.

Только умалчиваю о Туманове и о случае в клубе. Во- первых зачем ему нервничать. Во-вторых он далеко и решить такие проблемы не сможет. В- третьих папа точно расскажет крестному, а я его напрягать тоже не хочу. Они горячие на расправу. Меньше знают, крепче спят.

Папа довольно угукает, хвалит меня за успехи.

И на душе становится немного легче. Он мой самый близкий человек, мой родной и любимый.

Слезы в глазах собираются. Мне так хочется к нему как в детстве залезть на колени, уткнуться в его грудь и мочить слезами рубашку. А он бы гладил меня по голове и спине, шептал, что всех накажет, и как сильно он меня любит. И все обязательно наладится, папа же такой сильный и большой.

—Я очень горжусь тобой Ляль, ты большая умница. И ты очень на… маму похожа. Такая же сильная, смелая, отчаянная и упертая.

Папа не так часто говорит о том, что я на маму похожа, ему больно, он любит ее до сих пор и забыть не может.

Горько становится от того, что мамочка не с нами, несправедливость… у меня нет мамы, у всех вокруг есть, а у меня нет.

— Она смотрит за тобой с неба и тоже очень гордится.

Вытираю выступившие слезы. Не могу по-другому реагировать. Слишком больно. Ни один человек на свете ее заменить не сможет.

— Папуль, я соскучилась сильно. У тебя точно все хорошо?

— Да, все нормально.— Спешит уверить. — Бывало по- другому? Успокойся милая, тут тихо и мирно, у нас обычные учения. Просто сроки увеличили.