Шрифт:
– Ты опоздал.
Огрызнулась я в тот же момент, когда Лив сказала:
– Надеюсь, ты чувствуешь себя хоть наполовину так же плохо, как выглядишь, Бьорн.
Он проигнорировал меня и ухмыльнулся ей.
– Пока нет, но скоро.
Я поняла, что он имеет в виду, и во мне всколыхнулся гнев.
– Ты все еще пьян?
– Не так пьян, как раньше.
– Он улыбнулся мне, но соломинка, застрявшая в его волосах, испортила эффект. И еще тот факт, что я была достаточно зла, чтобы ударить его по яйцам.
– Не смотри на меня так, Фрейя, - добавил он.
– Я всего лишь старался насладиться последними часами свободы, прежде чем мой отец прикует меня к тебе.
Я сжала руки в кулаки, ненавидя пустоту, образовавшуюся у меня в животе.
– Твоя свобода закончилась несколько часов назад.
Его взгляд потух.
– И это уже кажется вечностью.
Я закатила глаза, чтобы скрыть сбившееся дыхание, потому что его поведение задело меня. Я чувствовала связь с ним, как ни с кем другим в Халсаре. Он проявлял ко мне доброту и уважение, защищал меня от Илвы. Но, похоже, все это не имело такого значения, как я думала. По крайней мере, не для него.
– Смирись с этим.
– Какой приятной ни была бы эта беседа, - Лив поднялась на ноги, - у меня есть дела поважнее, чем наблюдать за вашими препирательствами.
Бьорн повторил ее слова, пока она уходила, и я хотела было заметить, что это только подтверждает их, но тут он обернулся ко мне.
– Ну что? Ты готова?
Не позволяй ему добраться до тебя, проклинала я себя. Не доставляй ему такое удовольствие. Поэтому сквозь зубы я ответила:
– Где ты хочешь провести тренировку?
– Учитывая, что ты, скорее всего, будешь много раз падать на задницу, мы пойдем в менее грязное место, - сказал он.
– Доки подойдут, если ты сможешь не упасть в воду.
Не позволяй ему…
К черту его. Я не собиралась спокойно воспринимать такое поведение.
– Это не я пытаюсь устоять на ровном полу.
Он весело вздохнул.
– Посмотрим, кто дотянет до конца урока, не намокнув.
– Затем он подмигнул мне.
Жаркий румянец залил мне грудь и лицо.
– Не льсти себе. Я не какая-то кокетливая девица, чьи бедра становятся мокрыми только потому, что какой-то идиот подмигнул ей.
Одна из проходящих мимо служанок услышала мои слова и ахнула. Бьорн сочувственно улыбнулся ей.
– Я говорил о фьорде, Фрейя.
– Затем он покачал головой.
– Какие же у тебя грязные мысли. Думаю, это меня развратит время, проведенное с тобой.
Служанка окинула нас взглядом и поспешила прочь. Если бы я совсем недавно не узнала, каково это, когда плоть горит, я бы поклялась, что все мое тело объято пламенем.
– Пойдем, - сказал Бьорн, - пока ты не наполнила мой добродетельный разум разговорами о мокрых бедрах и твердых сосках.
– Я ничего не говорила о сосках, ты, пьяный идиот, - прошипела я, подхватывая два щита и направляясь за ним.
Бьорн вскинул руки.
– Видишь, Фрейя? Ты уже влияешь на меня, а я всего несколько минут в твоей компании. Какие гадости слетят у меня с языка после часа общения с тобой? Дня? Года? Ты погубишь мою добродетель.
– Единственное, о чем тебе стоит беспокоиться, - это о том, что я отрежу тебе язык, если ты не заткнешься, - огрызнулась я и зашагала впереди него к воде, не заботясь о том, что мои новые брюки забрызгиваются грязью, а рубашка уже промокла от нервного пота.
– Для большинства людей это была бы пустая угроза, - ответил он, - но ты женщина, которая держит свое слово, поэтому я буду беречь свой язык.
Я не думала, что это означает, что он намерен хранить молчание.
Обычно на пристани было много рыбаков и торговцев, которые приходили и уходили, но сегодня здесь было тихо, как в могиле, - жители Халсара занимались восстановлением домов, пострадавших от пожаров, устроенных людьми Гнута.
Мои ноги гулко стучали по причалу, когда я шагала к дальнему концу фьорда, сверкающему стальной синевой. Хотя весенний воздух был прохладным, а вершины окружающих гор все еще были покрыты снегом, солнце над головой было достаточно теплым, чтобы я не пожалела, что оставила свой плащ в большом зале. На самом деле, было достаточно тепло, чтобы…
Я обернулась, чтобы увидеть, как Бьорн сбрасывает рубашку на причал, обнажая свои твердые мускулы и татуированную кожу. Поставив щиты у ног, я скрестила руки.
– Волнуешься, что упадешь?
– Я отказалась произносить слово «мокрый».
– Нет.
– Он засунул большие пальцы за ремень, брюки спустились достаточно низко, чтобы обнажить рельефные мускулы, исчезающие в них. Рана, полученная им прошлой ночью, исчезла, предположительно исцеленная магией Лив. Осознав, что пялюсь на соблазнительный вид его голого торса, я перевела взгляд на его лицо, жестом показывая на сброшенную рубашку.