– Слушай, это против всех моих принципов. Но вы оба меня просто… драконите! – выдаёт вдруг нейрохирург. – Я выяснил, почему она попала в больницу семь лет назад. Все врачи, знаешь ли, тоже в обязательном порядке проходят медосмотры. У неё была внематочная беременность, друг мой.

– Бе…ременность? – запинаюсь на этом слове.

– Трубная внематочная, – уточняет Дан. – Это важно. Потому что сохранить такую беременность невозможно. Это патология, когда плодное яйцо, вместо того чтобы нормально прикрепиться и начать развиваться в матке, остаётся в маточной трубе, которая совершенно не предназначена для роста ребёнка. Она просто рвётся. Женщина при этом испытывает жуткую боль. В некоторых ситуациях такое может закончиться смертью. Твоей Наде повезло.

Я закрываю лицо руками. Девочка моя… бедная моя девочка… Как она пережила… одна?

– Тебе, наверное, интересно, зачем я всё это говорю, нарушая, между прочим, врачебную тайну? – Дан язвительно улыбается. – Ты же вроде бы хотел, чтоб тебе перестали врать? Так вот, ты идиот. Как тебе такая правда? Что за необходимость мучиться самому и заставлять мучиться несчастную девчонку? Она ведь нужна тебе! И судя по тому, что я видел, ты нужен ей. Так какого… ты упёрся в эту никому не нужную правду, вместо того чтобы приехать к ней и сказать, что хочешь на ней жениться и заделать пару-тройку карапузов?

__

История Даниила Игнатьева "Развод. Будьте моим бывшим, доктор"

Глава 18

Надя

– Надя, для новокаиновой блокады подготовь всё.

– Хорошо, Никита Сергеевич.

Я отхожу к стеклянному шкафчику в смотровой, достаю раствор новокаина, спирт, дистиллированную воду, готовлю раствор.

– Ну что, Алексей Иваныч, можно сказать, повезло тебе, – Добрынин продолжает аккуратно прощупывать каждый сантиметр грудной клетки, покрытой кровоподтёками. – Но полежать у нас придётся. Ближайшие несколько дней под наблюдением, чтобы исключить посттравматическую пневмонию. Смещения костных отломков отсутствуют, – диктует параллельно сидящему тут же молоденькому нервному интерну, – болезненность при пальпации… Ты пиши-пиши давай, полностью, никто потом твои сокращения разбирать не будет!

Улыбаюсь про себя. Новички Добрынина жутко боятся. Он профессионал высочайшего уровня, ни в словах, ни в выражениях не стесняется, может так послать, что дорогу назад не найдёшь. Совсем другой он только рядом с женой. Украдкой вздыхаю. Повезло им найти друг друга… Не всем так везёт.

Хирург тем временем заканчивает осмотр, перебрасываясь парой слов с Алексеем. Этот пациент из «своих», видимо, знакомый его жены. Никита Сергеевич сам делает блокаду, правда, в то же время дрючит интерна, требуя, чтобы тот проговаривал ему технику выполнения.

– Ну вот и всё, – закончив, моет руки. – Надя, мягкую повязку наложи, жёсткую лангету пока не будем. И можешь быть свободна. А ты, – поворачивается к интерну, – ждёшь тут с пациентом десять минут, потом помогаешь Алексею дойти до палаты и оформляешь направления, на КТ, МРТ и рентгенографию. Напишешь, Анне Николаевне покажешь, она проверит.

Наложив повязку, убираю всё за собой и выхожу из смотровой. Дежурство закончилось, теперь можно и домой.

Я не успеваю сделать даже пару шагов. Внезапно меня подхватывают на руки.

– Привет, птичка! – слышу над собой знакомый голос.

– Что?..

– Мне тут вправили мозги, и я понял кое-что… – Володя смотрит прямо на меня, и я теряюсь под пронзительным взглядом. – Я не могу без тебя жить. Поэтому похищаю!

– Ты сдурел?! – брыкаюсь, пытаясь встать на ноги, но меня перехватывают, а затем… перекидывают через плечо!

– Да, сдурел, – этот… неандерталец невозмутим, как…

– Ах ты… Поставь меня на место сейчас же!

– И не подумаю, птичка. Мы с тобой и так слишком много времени потеряли, – Володя делает шаг вперёд к выходу.

– Что вы тут устроили?! – к нам подбегает Анна Николаевна.

Мужчина притормаживает.

– Я её забираю!

– В смысле забираете?! – Анна Николаевна, видимо, тоже теряется от такой незамутнённой наглости. – Надя одна из наших лучших медсестёр!

– Не сомневаюсь, – невозмутимо ответствует Володя. – Обещаю любить, заботиться… в болезни и здравии, и всё такое. Вернуть в целости и сохранности не обещаю, и вообще, она скоро уйдёт в декрет!

Пока мы с хирургом хватает ртами воздух, мужчина толкает свободной рукой дверь и выходит вместе со мной на лестницу.

– Какой декрет?! – шиплю с его плеча. – Спусти меня немедленно!

Меня осторожно опускают вниз, но отстраниться не дают. Какое там отстраниться – в мои губы впиваются таким поцелуем, что все мысли разлетаются из головы.

– Прости меня, птичка, – шепчет Володя, отодвинувшись на секунду.

– За что? – спрашиваю так же тихо, колени у меня подкашиваются, сердце колотится, как сумасшедшее.

– За то, что меня не было рядом с тобой, когда тебе нужна была поддержка. За то, что столько упустил. За то, что злился, что ни разу не написал за последнюю неделю, хотя должен был…