Перевожу взгляд на скорчившуюся в кресле, всхлипывающую Виолетту. Потом опять пристально гляжу на Володю. Если бы воспоминания к нему вернулись, он бы наверняка вёл себя по-другому, значит…

– Ты так и не вспомнил меня, – качаю головой. – Тебе кто-то рассказал. Кто?

– Соседка, – отвечает хрипло. – Марья Гавриловна.

– Как она? – спрашиваю почему-то.

– Нормально, – он растерянно пожимает плечами. – Вполне бодрая.

– Надо же, ей ведь уже далеко за восемьдесят, – бормочу себе под нос.

– Надя, я… То есть, Дина… – Володя явно теряется, не зная, что сказать. – Что произошло? Что с тобой случилось… тогда?

– Я дала тебе деньги! – вдруг отчаянно выкрикивает Виолетта, срывает с себя очки, вытирая слёзы, текущие по щекам. – Ты… ты пришла тогда с тестом на беременность! У тебя ведь нет детей! Ты сделала аборт!

Мужчина меняется в лице, впивается в меня взглядом. А я смотрю на его мать, на умоляющее выражение на её лице, на потускневшие слепые глаза, на дорожки слёз, и брезгливость во мне смешивается с жалостью к этой женщине. А ещё… ещё я вспоминаю слова моей мамы. «Человек, который станет причиной, даже невольной, разрыва отношений между мамой и сыном… это ляжет тяжким грузом на его совести».

Пусть так. Достаточно быть честной самой с собой.

– Я не делала аборт, – отвечаю тихо.

Виолетта вскрикивает, закрывает лицо ладонями. Опускает плечи. Ждёт, что я вобью последний гвоздь в крышку её гроба. Если я сейчас скажу, что потеряла ребёнка... Её сын никогда ей этого не простит.

– Я соврала тогда, – сама удивляюсь, как равнодушно звучит мой голос. – Беременности не было.

Почти правда. Почти. Но Виолетта немного расслабляется. Отвожу от неё взгляд, гляжу на мужчину, стоящего прямо передо мной.

– Ты… сразу узнала меня, – тихо произносит Володя. – Всё это время… Ты знала. И ничего не сказала. Почему?

– Потому что той Дины больше нет, – говорю устало. – Есть только Надя.

Разворачиваюсь, выхожу из комнаты, и меня никто не останавливает.

* * *

– Надюша, что с тобой такое происходит?

На меня сочувственно смотрит Анна Николаевна.

– Всё в порядке, – заставляю себя улыбнуться.

Всё не в порядке уже неделю, с тех пор как состоялся наш с Володей разговор. Но не рассказывать же об этом.

– Ох, Надя, – хирург качает головой. – Не отпирайся. Было в моей жизни время, когда я, наверное, выглядела почти так же, как ты сейчас. И я отлично знаю, что ниоткуда это не случается. У тебя неприятности? Могу я как-то помочь?

– Нет, Анна Николаевна, – вздыхаю и качаю головой.

– Ну ладно, – она кивает. – Но если что, обращайся, хорошо?

– Спасибо, – придвигаю к себе очередной журнал операционной сестры.

Дежурство идёт своим чередом. Под вечер, когда отделение немного затихает, меня начинает клонить в сон. Клюю носом, сидя за столом дежурной медсестры, и тут прямо рядом со мной раздаётся знакомый голос.

– Добрый вечер, Надюша.

Вздрогнув, поднимаю голову и вижу прямо перед собой… Игнатьева!

– Здравствуйте, Даниил Антонович, – встаю из-за стола. – Какими судьбами?

– Да вот, с вашим зав отделением на последней конференции пересеклись, хочу обсудить кое-какие вопросы, – он смотрит на меня внимательно.

– Понятно, – киваю. – Никита Сергеевич у себя в кабинете пока ещё, хотя вроде бы уже домой собирался. Проводить вас?

– Будьте так добры, – Игнатьев кивает, а затем, будто спохватившись, добавляет: – Знаю, вы уже не работаете у Виолетты Валерьевны, как насчёт того, чтобы подумать о переходе ко мне?

– Нет, спасибо, Даниил Антонович, – говорю мягко, – меня всё устраивает на моём месте работы.

– Жаль, жаль, – мужчина бросает на меня быстрый взгляд. – По-моему, мы с вами отлично сработались бы. С Владимиром у нас, конечно, не слишком удачно вышло, но это он просто такой сложный. Ну ничего, сегодня уже была комиссия, получит завтра заключение, пройдёт реабилитацию…

– Какая комиссия? – поворачиваюсь к нейрохирургу, не в силах сдержаться. – Какую реабилитацию?!

– А-а, да это из-за его головных болей, – хмурится врач.

– Он… они продолжаются? – спрашиваю тихо.

– Говорит, что нет, – Игнатьев пожимает плечами. – Врачи разберутся.

– Да, конечно, – отвожу глаза, но затем опять смотрю на Даниила Антоновича. – Передайте ему... я надеюсь, всё будет хорошо.

– Передам, – тепло кивает мне Игнатьев.

– О, Дан, – из кабинета, до которого мы почти дошли, выглядывает Добрынин. – Что же это такое случилось, что светило нейрохирургии решил заглянуть к нам, простым смертным? – улыбается заведующий.