Снимки были повсюду. Самые разные, самые абсурдные и странные. Весь гигантский космический корабль был завешан бесчисленными фотографиями, недвусмысленно намекая на…

Скажем так, специализацию подозрительно адекватного психопата.

Фотограф.

Остаточное сознание животного было отправлено в сон. Это был хороший способ сдержать «нас» на неопределённое время, пока мы занимаемся делами. Дальше на судьбу твари мне было абсолютно наплевать.

Не удивлюсь, если «меня» попытаются переплавить в новый дар океана. Боюсь, после подобного нападения любая жалость…

А, впрочем, её особо и не было. Главное, чтобы эта дрянь потом не полезла ко мне в душу.

— Ты не поверишь, я тоже, — хмыкнул альтер-я.

— И я! — подняла руку женская версия альтер-меня, безумно оскалившись.

Я чувствовал, что у неё определённо была связанная с этим какая-то не самая приятная история.

Стоявший чуть в стороне Чарльз предпочёл крайне тактично промолчать, сделав настолько непроницаемое лицо, насколько вообще мог. Можно сказать, для него пошло не так вообще всё, что только могло пойти не так.

Я поднял взгляд на яркое искусственное Солнце.

Пугающее Шоу Трумана.

Ленз привёл нас, используя вертикальные и горизонтальные лифты, в помещение, которое практически идеально имитировало пляж. Здесь даже подобие океана было, с настоящим морским бризом и волнами. Под ногами был тёплый золотистый песок. Порой я ужасался тому, насколько сильно в отдельных моментах мы были похожи. С другой стороны, организовывать столь детальную симуляцию пляжа на грёбаном космическом корабле — даже для меня было странно.

«Шед, сможем организовать имитацию пляжа в тени?»

«…»

— Вижу, вам нравится, — понимающе улыбнулся мужчина. — Я ожидал этого. Чего я не мог ожидать, так это столь терпимого отношения ко мне, Феликс. Ты тоже видишь сны Художника?

Я не ответил, но, видимо, это и так было очевидно.

— А ко мне у тебя нет вопросов, головастик? — сладко улыбнулась Эмма.

— Я на физическом и духовном уровне лишил себя влечения, — покачал головой Ленз. — Мы всё равно не можем иметь детей, так зачем нам тогда похоть?

Другой «я» подошёл к берегу, развалившись на шезлонге. Мы направились за ним, встав у самого искусственного «океана».

Меня не сильно удивило то, что я ещё и детей не могу иметь. Честно говоря, это вызывало во мне немалое облегчение, и дело было далеко не в том, что детей я ненавидел. Дело было в осознании того, какие твари могли от меня родиться.

Скажем так, в будущем я смогу быть более спокойным за то, что не оставлю после себя всякую нечисть.

— Жалкие осколки не могут дать дорогу настоящей душе, — буквально пропела Эмма, принимая ответ такого же психопата, как и мы.

В этом был смысл.

— Это всё очень хорошо, — стала улыбка Ленза чуть более… лукавой. — Но мне хотелось бы узнать, в какое дерьмо вы влезли.

И я даже мог его понять, против воли оглядываясь.

Моё восприятие позволяло мне уловить «внимание». Внимание где-то за искусственным деревом. Тень Ползучего человека, незримо следовавшего за нами; тень Второй Луны, тянущаяся к нам откуда-то из бесконечного космоса.

Наконец, тень гигантского кита.

Я чувствовал, как мне в затылок смотрело что-то безумно огромное. Млекопитающее титанических размеров, увидевшее наглого, неудачливого рыбака, который если что-то и ловит, то одни проблемы на свою голову.

Чем больше проходило времени, тем больше я чувствовал, что картина моей «специализации» раскрывается лишь вместе с китом.

Все до этого встречные осколки занимались каким-то творчеством. Гончар, кукольник, скульптор, теперь фотограф. Мы все были художниками, но у каждого из нас было и что-то своё.

С другой же стороны, можно ли проявить творческую жилку, просто рыбача? Кто-то сказал бы, что да, но лично я не чувствовал того прилива вдохновения, которое испытывал, когда брал в руки кисть. Я в принципе не чувствовал себя рыбаком. Просто пытаясь поймать «рыбу», я не испытывал вдохновения.

Но всё менялось, когда появлялся образ гигантского кита, которого поймал рыбак, но который сам был пойман китом. Тогда я видел перед собой образ, видел законченную картину, испытывал вдохновение и целостность.

Художник на рыбалке в дождливую погоду, за которым охотится пойманный им кит. Рыбак, ненавидящий пейзажи и кит, обожающих их. Кит, способный писать лишь нечто доброе и светлое, и рыбак, способный лишь на то, чтобы извращать и искажать это.

Я чувствовал в образе, который видел в голове, некую правильность и завершённость. Какое-то извращённое спокойствие и умиротворение.