Слезы обожгли мне глаза, и я всхлипнула.

— Почему, Мэддокс? Боже, почему?

— Перестань быть сучкой… иди и сядь на мой член, если… ты не перестанешь тявкать… — пробормотал он.

— Я надеру тебе задницу, если ты еще раз оскорбишь меня, Мэддокс, — предупредила я его. Он споткнулся и вырвался из моей хватки, ругаясь себе под нос.

— Ты только лаешь и ни хрена не кусаешь, Гарсия, — прорычал Мэддокс, его глаза раскрылись в щели.

Он был зол — на что-то. Я не знала что, но если предположить, что это было связано с его родителями.

Я поняла это. Но он не должен был быть мудаком.

Когда он снова споткнулся, его ноги подкосились, я схватила его за руку и потащила в постель. Усевшись на матрас, он оттолкнул мою руку. Было не больно, но все равно жгло.

Уперев руки в бедра, я посмотрела на него сверху вниз.

— Не делай этого, Мэддокс. Я собираюсь уйти.

Предупреждение вызвало у меня небольшую реакцию. Он открыл налитые кровью глаза и уставился на меня, выражение его лица было маской нефильтрованной боли.

— Тогда уходи. Это то, что они всегда делают. Уходи.

Черт возьми, неужели он должен был так ранить мое сердце?

Я провела рукой по ноющей груди, пытаясь унять тупую боль.

— У тебя нет причин быть грубым со мной, когда я всего лишь пытаюсь помочь, — мягко сказала я, проводя пальцами по его мокрым волосам. — Не отталкивай меня.

Мэддокс издал насмешливый смешок и закрыл глаза. Пусть будет так.

Я встала с кровати и смогла сделать только шаг, прежде чем он схватил меня за руку. Твердый и сильный, даже в своем состоянии.

— Не уходи. Не оставляй… меня, — прохрипел он. Надрывы в его голосе заставили меня остановиться. — Я боюсь… боюсь остаться один.

Я снова откинулась на кровать, весь бой ушел на одном дыхании.

Мэддокс не был сложным, как всем хотелось бы верить. Как только я познакомилась с ним, я действительно увидела его, настоящего его, и поняла, что он только скрывался за маской.

— Ты не можешь этого сделать, Мэддокс. Ты не можешь быть мудаком, а потом просить меня остаться с таким выражением лица. Как побитый щенок, потерянный мальчик, сломленный человек. Мой милый Мэддокс с золотым сердцем.

— Не хочу тебя терять, — пробормотал он. Мэддокс сжал мою руку в своей, хотя и неуклюже, потому что он все еще был сильно пьян. Наши пальцы переплелись вместе, и его хватка усилилась.

Я сжала его руку, утешая и предупреждая.

— Я не вступаю в токсичные отношения.

Его глаза распахнулись, и он слегка улыбнулся мне. В этом было что-то меланхоличное. У него был вид отчаявшегося человека, голодающего и слепо тянущегося к чему-то, но оно всегда ускользало из его рук, прежде чем он успевал ухватиться. Мэддокс разбивал мне сердце, и я ничего не могла сделать, чтобы положить конец этим страданиям.

— Мы не в отношениях.

Я знала это, но все же спросила. Может быть, я была обжорой боли.

— Тогда кто мы?

Его взгляд снова остановился на мне, глаза были такими голубыми, что казались зимним небом — красивыми, но унылыми.

— Ты… больше, — прошептал он признание. — Не уходи, Лила.

Он произносил мое имя как молитву, как будто шептал все свои надежды небесам.

Сказав это, он снова закрыл глаза, и на этот раз он больше не был в сознании. Я посмотрела на наши руки и проглотила слезы.

— Что ты делаешь со мной, Мэддокс?

Прежде чем я успела дважды подумать о своих действиях, я забралась под одеяло и присоединилась к нему. Его тело все еще было холодным, но медленно восстанавливало тепло. Под сильным запахом алкоголя и табака его запах все еще сохранялся. Теплый, насыщенный и земной…

Я не знала, когда это произошло и почему я не поняла этого до сих пор, но знакомый запах Мэддокса успокоил меня.

Я свернулась калачиком в его боку; наши пальцы все еще переплетены. Он нуждался во мне; он нуждался в своем друге.

— Я не уйду. Клянусь мизинцем.

Мэддокс был плох.

Жил-был мальчик, такой же, как он, который погубил меня и оставил шрамы.

Мэддокс был всем, от чего я держалась подальше; он был всем, что мне не нужно в моей жизни.

Я сказала себе… никогда больше. Я бы никогда не позволила себе быть слабой рядом с такими мужчинами, как Мэддокс.

Но сколько я ни пыталась уйти, отдалиться от нас, как-то покончить с этой дружбой … он не отпускал.

Он был плох. Он курил, слишком торопился с жизнью, любил нарушать закон, ломал таких девушек, как я, — оставлял за собой шлейф из разбитых сердец, и ему было все равно. Я подумала… может быть, это потому, что никто не научил его, как заботиться о другом человеке.