Шрифт:
Отец семейства, офицер, теперь уже бывший, человек чести, когда-то свято веривший в социалистические идеалы, как вы понимаете, был шокирован таким поведением сына. Ведь по его, отца, мнению, он делал всё возможное, чтобы обеспечить сыну лучшее будущее. Между отцом и сыном состоялся разговор. Важно заметить, что разговор происходил именно между отцом и сыном. Хотя мать присутствовала при разговоре, но, как вы понимаете, в патриархальной офицерской семье мнение женщины не имеет такого большого значения, как мнение мужчины, – доктор взболтал в чашке остатки чая и одним движением закинул их в рот. Потом достал из стола лист бумаги с текстом. – Здесь, Ларочка, очень важно дословно привести ту часть речи отца, которая, по всей видимости, основательно впечаталась в сознание ребёнка. Поэтому я прочту вам со слов нашей уважаемой клиентки:
«Сын, – он обратился к ребёнку не по имени, а именно „сын“, и не уменьшительно-ласкательно „сынок“. – Сын, ты должен понимать, как тяжело нам с мамой даётся твоё содержание. Мы с мамой – люди честные, не какие-нибудь там „новые русские“, которые разворовали страну. Наша совесть не позволяет нам воровать у общества. И всё, что мы зарабатываем – мы зарабатываем честным трудом. И нам не стыдно смотреть людям в глаза. И большая часть заработанных нами денег уходит на твоё содержание. Тебе же, по всей видимости, этого оказалось мало. И это несмотря на то, что мы с мамой очень сильно старались воспитать в тебе человека честного, достойного. Ты пойми, что мы обеспечиваем тебя всем необходимым. Всё, что тебе нужно сейчас для твоей жизни, для учёбы – это всё у тебя есть. Но всё, что тебе кажется у тебя должно быть сверх меры – это неправда. Это всё тебе в действительности не нужно. И я понимаю, откуда у тебя такие запросы. Этот твой друг… Это он навязывает тебе желания. То есть в действительности это не твои желания. Это желания, которые тебе навязал твой друг. И я вынужден ограничить тебя в общении с твоим другом. Его отец – человек бесчестный, наживший своё состояние на страданиях других людей, таких как мы с мамой. И его сын, твой друг, своему отцу под стать. Ему неведомы понятия чести. Поэтому такой друг тебе не нужен. Со временем ты поймёшь, что я прав. Ты встретишь других друзей, которые будут более отвечать твоему положению сына офицера. Но ты должен запомнить навсегда, сын: воровство – это то, что закрывает для тебя дверь в светлое будущее, в мир честных и достойных людей. Иди и хорошенько подумай над этим».
– Чего, по-вашему, не хватило в этой речи? – спросил доктор Ларочку.
– Хм, затрудняюсь ответить.
– Во всей этой речи, Ларочка, нет ни одного заверения в том, что родители любят сына. Тогда как, насколько вы помните, раньше во всех диалогах с ребёнком родители буквально вдалбливали в его голову эту информацию. Разумеется, тогда они делали это интуитивно. Но в этот раз они как бы изменили собственному подходу к ребёнку. Ведь для них словно предыдущая модель воспитания оказалась несостоятельной. И для сына это был первый разговор, лишённый уверенности в том, что родители его любят. Сейчас вы понимаете, какие были чувства у ребёнка?
– Да.
– Но как вы считаете, отец в этом виноват?
– Сложно сказать, Дмитрий Борисович.
– Хороший ответ, Ларочка! – вновь радостно возбудился доктор. – Хороший потому, что он честный. И я также буду с вами честен. Нет, Ларочка, отец не виноват. Ведь в то время никто толком не читал книг по психологии. Откуда отцу было знать, что смена модели поведения так кардинально повлияет на ребёнка?
– Да, вы правы.
– Но тем не менее родители всё равно считают себя виноватыми. Отец – за то, что изменил самому себе. Мать – за то, что в нужный момент ей не хватило силы воли встать между отцом и сыном. И далее отношения сына с отцом стали только ухудшаться. Ребёнок больше не видел в лице отца опоры, защиты, а воспринимал его как главную опасность. Отстранённость от семьи вполне естественным образом обратилась в поиск истин на стороне, и тогда в жизни мальчика появились дурные компании, а потом и наркотики. Тщетные попытки родителей излечить сына не увенчались успехом. Ведь их подход исходил из позиции, что сын попал под влияние дурных людей, как бы снимая с себя ответственность за происходящее. А значит, их попытки сводились к «правильным» наставлениям, лишённым любви. По крайней мере, так виделось это сыну. Родители, разумеется, любили его, но просто из-за глубокого чувства обиды не знали, как ему показать свою любовь.
Доктор прервал речь. Заглянул в пустую чашку. Отодвинул её в сторону. Потом достал из ящика какие-то документы и начал в них копошиться. Он копался в них уже несколько минут, поэтому у Ларочки сложилось впечатление, будто доктор и не собирается закончить свой рассказ. Тогда она несмело спросила:
– Так что же случилось с мальчиком?
– Ах да… – словно выйдя из забытья, сказал доктор. – Мальчик… Мальчик покончил с собой. Повесился на ветке сосны на берегу Финского залива, аккурат напротив того дома…
Доктор посмотрел на Ларочку. По её щекам текли слёзы.
– Да, – сказал доктор в солидарность с её понимающим молчанием. – Но это не конец истории. Ведь теперь, Ларочка, наша с вами задача, а точнее, долг – помочь его родителям справиться с чувством вины. Ведь в этом мире, Ларочка, никто ни в чём не виноват. Каждый человек живёт первый раз и один раз и толком не знает, как ему поступать.
Доктор встал из-за стола, подошёл к окну и, опершись обеими руками на подоконник, продолжил:
– Чувство вины родителей было настолько сильным, что они сделали из этого культ. Они решили во что бы то ни стало разбогатеть! Но только лишь с одной целью: чтобы купить дом у моря, в память о сыне.
– А откуда они узнали про дом у моря?
– Нашей клиентке об этом рассказал друг мальчика на похоронах.
– Понятно.
– Да. И для родителей это стало навязчивой идеей. Напряжённая работа помогала им забыться. Они открыли аудиторскую фирму. Для 90-х это была очень актуальная услуга. Так потихоньку они начали копить на дом. Но по мере обогащения их требования к дому всё увеличивались, увеличивались. То им вдруг захотелось изменить проект – не устраивало расположение комнат по отношению к сторонам света. Не по фэншую то бишь. То им участок не нравился: якобы вид на море могут закрыть другие, ещё не построенные дома. То их не устраивала в целом строительная компания или какие-то её отдельные сотрудники. Казалось бы, обыкновенные буржуазные замашки. Но на самом деле всё обстоит куда сложнее. Их подсознательное нежелание завершить строительство – это страх лишиться последней светлой цели. Ведь эта цель, по сути, единственное, что у них осталось. И если они завершат её, что им тогда останется? Только сходить с ума.
Доктор развернулся лицом к Ларочке.
– Но, – продолжил он, – это только на первый взгляд кажется, что такая цель является светлой. В действительности именно эта цель усугубляет их глубокую скорбь, их закоренелое чувство вины. И чтобы освободиться от чувства вины, им необходимо освободиться от этой якобы светлой цели.
– И как же вы хотите им помочь? – спросила Ларочка.
– На самом деле – дело уже сдвинулось с мёртвой точки. Мать уже нашла в себе силы и уже готова отпустить эту затею с домом. Наши беседы не прошли даром. Но отец… С ним всё сложнее. Как говорится, бывших офицеров не бывает. Он пожилой, больной и закомплексованный человек. Говорит, что ходить к психологу – это бестолковая затея американцев. Что настоящий офицер умирает молча. И ладно ещё, что он со мной не хочет разговаривать, так он и с женой эту тему не обсуждает. А помирать с таким грузом на душе – очень тяжело. Их отношения уже давно более походят на отношения бизнес-партнёров, чем супругов. И основной задачей я для себя вижу: помочь им вновь сблизиться, простить друг друга, простить сына и каждый себя. Бросить эту дурацкую затею с домом. Он им совершенно не нужен. У них прекрасный дом, хоть не на берегу моря. Зато рядом с друзьями и родственниками.