И тревога, сжирающая изнутри.

Я оказалась везучей. Лаура так до меня и не дошла, хотя я не слышала, кто или что ее отвлекло. Скорее всего, Том, но мало ли, кто тут мог… подкармливаться, глядя на запертых и связанных пленников.

Голова по-прежнему раскалывалась, отчаянно хотелось воды, и я держалась на одной силе воли. Еще и тошнота откуда-то появилась. Словно я, сама того не заметив, успела полежать в отключке, пока меня чем-то травили. Не знаю, возможно ли это.

До поездки в этот проклятый город и знакомства с Ви, я бы решила, что это бред, но теперь… Не знаю. Кажется, возможно все. И чем хуже то, что я себе выдумаю, тем вероятнее оно будет.

Что меня нервировало даже больше невозможности толком пошевелиться — так это Том. Я поняла бы, если бы он меня пытал, если бы происходило хоть что-то, но он наговорил бешеное количество чуши и исчез, словно мы с Роуз вообще ему не нужны.

Да и она… Я пыталась ее позвать, несмотря на то, что любой звук колоколом отдавался прямо в череп, но ничего, кроме тихого скулежа в ответ так и не услышала. Не знаю… Даже если случится чудо и нас обеих вытащат отсюда живыми, не знаю, сумеют ли ее реабилитировать после пребывания в этих застенках Тома.

Одно хорошо: со временем глаза привыкли к темноте, и я более-менее могла представить, где нахожусь. Я видела старую каменную кладку стен, видела очертания предметов. Даже труп Дойла с его ярко-белой сединой неплохо различала, хотя и не была до конца уверена, что он мертв. Надеюсь, что так, потому что уж он определенно не заслуживал того, чтобы его отсюда вытащили.

Ожидание выматывало. Ни часов, ни хоть какого-то способа следить за временем. Только мои внутренние «часы», чувство времени, которое обычно мне не отказывало, но здесь… Казалось, здесь даже собственное тело — и то против меня, потому что я не могла даже примерно понять, сутки я лежу, привязанная к кровати, или несколько часов.

Я чувствовала, как веревки впиваются в лодыжки и запястья, ощущала, как липнет к телу мокрая от пота одежда — в этом, судя по всему, подвале, было душно, — но даже приблизительно не могла представить, день снаружи или ночь. Какая-то часть меня вообще подумывала решить, что я была здесь всегда, и никуда не рыпаться. Мол, приснилось тебе детство на улице, побег от мамы, беспризорники, Джефф и даже Алаверо. Не было этого никогда, да и не могла быть. Не знаю, с чего меня пробивало на такие мысли.

Реакция на стресс бесконечного ожидания неизвестно чего? Глюки умирающего тела, не получающего влагу слишком долго? Не знаю. Знаю, что давно перестала вяло дергать веревки, потому что у Тома слишком хорошо получилось меня привязать. Знаю, что слышала стук собственного сердца, отдающийся куда-то в виски. И знаю, что постоянно облизывала губы, отчего они противно ныли. Мерзкое чувство — когда язык прилипает к нёбу, и ты не можешь не только выпить воды, но даже просто перелечь по-другому.

Наконец — а я ждала этого, потому что это было хоть какое-то событие в живом уголке для семейства маньяков — я услышала шаги. Неторопливые, даже вальяжные. Слегка шелестящие — как будто тапочками шаркали по полу. Я сумела понять, что это Том еще до того, как подняла голову и увидела очередной ослепительно-белый костюм.

Выражение его лица снова навевает мысли о благообразном, образцовом прихожанине церкви. Об исключительно законопослушных гражданах. О том, как я была глупа и слепа, даже не заподозрив этого франтоватого типа, зацикленного на чужой супружеской верности. Все было настолько на поверхности… что теперь я лежала здесь, а он собирался убить сначала мою подругу, а затем и меня.

Он насвистывал какую-то мелодию, и, в отличие от меня, явно был сыт и благодушен. И правда, зачем кормить пленников, если ты вскоре собираешься их убить? Я рассмеялась бы, но понимала, что из горла вырвется только хрип. У меня было чувство, словно я ничего не пила целую вечность. И то, что последним был алкогольный напиток, оптимизма не добавляло. Без воды человек живет всего три дня, хоть я и не помнила, в какой момент вред становится необратимым.

Найдет ли Рик меня за три дня? Ищет ли он вообще, или уже укатил обратно к Джеффри, и знать-не знает, что я не занимаюсь расследованием, потому что его «объект» оказался детективом более высокого класса, чем мы с дорогим напарничком?

С другой стороны, Роуз ведь здесь точно больше этого срока. Я заметила ее отсутствие, когда не видела ее несколько дней, но до этого она скорее всего уже была тут. И она жива. Значит, иногда он все-таки поит своих пленников?.. Или дело в том, что я слишком много молчу?

Том теперь тоже молчал. Или, вернее будет сказать, не пытался говорить со мной. Просто сел рядом, положил руку на бедро, и уставился во все глаза, почти не моргая. Никогда не чувствовала такого, чтобы чужой взгляд вызывал еще большую сухость в горле.

И ощущение, будто кто-то стоит за спиной. Хотя это невозможно — я же лежу привязанной к гребаной кровати! Ныло буквально все, даже сухожилия. В голове крутилась мысль: как быстро образовываются пролежни? А Том смотрел — и молчал. Казалось, его глаза жадно поблескивают в темноте, пока он пытается уловить отголоски моих страданий.