Может, черноглазые подружки дали эффект, может, капсацин, а может, просто дождался того самого "ждите пока вернётся чувствительность". А может, всё вместе, приправленное полыхающим в груди ожиданием — когда же она наконец-то появится?

Но я стараюсь слишком не обнадёживаться. Врачи предупреждали, что подвижки будут. Но насколько я смогу реабилитироваться полностью — никому не известно.

За кустами опять грохот.

— Тати! Отойди от колодца, бога ради! — улыбаюсь я.

Выглядывает.

— Привет!

В сарафане. Таком простеньком, хлопковом, нежном… Соски выразительно продавливают ткань.

Мило растрепана.

Красота!

— Куда пропала?

— В город ездила.

С любопытством подходит ко мне.

Дёргает впечатленно бровями, разглядывая мой напряжённый торс.

— Боже ты мой… Это что ещё за болезнь такая? — ведёт пальцем по прокачанной косой мышце на ребре.

Уворачиваюсь от щекотки.

— Не смеши! Навернусь…

— "Коня" подать, княже?

— Я сам!

И обломавшись немного, прошу:

— Отвернись только. Это не слишком изящно.

Послушно отворачивается. Ставит на землю пакет.

— Митяй… А все спросить хочу, ты чем занимаешься-то?

— Да… Служил я.

— Ого. Где?

— Да так, ерунда… "Писарем отсиделся", — ляпаю стандартный наш с пацанами прикол.

Как-то не с руки подвигами понтоваться сидя в инвалидном кресле.

Застегиваю ремень.

— А потом?

— Инструктором.

— По вождению? — ест с куста ягоду.

Тихо смеюсь.

Наклоняется. Тонкая ткань обтягивает бедра.

— По ориентированию.

— Лыжному? Спортивному?

— Ну, практически. Я — всё.

Оборачивается.

— Держи, — пересыпает мне ягоды в ладонь.

— А что там у тебя?

— Пчёлы. Я читала эссе по диссертации "Регенерация нервов крыс под воздействием пчелиного яда" и ещё одну "Влияние пчелиного яда на некоторые функции ЦНС человека". Очень обнадеживающе!

— Господи… — морщусь я. — Но если обнадеживающе, давай.

И вот я снова мордой в подушку и готов к пыткам.

— Спиртное после не пить!

Срисовывает с телефона акупунктурные точки, перенося мне их на спину.

— А помнишь нас земляные осы покусали? — бормочу я.

Нам было лет по шесть.

— Ахах… да! Ты был как опухший поросёночек! Что-то они вялые, — встряхивает несколько раз баночку Татико.

Вж-ж-ж… — усиливается гул и становится более грозным.

— Э-э-э… Это уже спецназ там в полной боевой! Ми-8!

— Иди сюда, — пытается пинцетом поймать пчелу, под марлей.

Ставит банку куда-то в район моих лопаток.

— Готов?

— Ну так… Не очень.

— Раз-два-три…

Оглушающий ожог.

— О, блядь! — дергаюсь.

Чувствую, как падает холодная банка на спину.

— "Это какие-то неправильные пчелы!"

Слишком больно.

Вж-ж-ж!

— Митяй…

— "Алярм"?

— Да!

Укус! Укус! Укус!!

Мое тело дёргает как под обстрелом. Тати взвизгивает.

— Чёрт!

— Пиздец!

От многочисленных укусов в спину — шок. Сам не понимаю как подлетаю, переворачиваясь. И, сев, отмахиваюсь от кружащих яростных пчел.

— Ау! — хватается за лицо Тати, отмахиваясь полотенцем.

— Я прибью, тебя! — сбиваю одну налету резким ударом пальцев. — Лупить тебя некому! Где там бабушкина хворостина?!

Через несколько минут часть полосатого десанта сваливает в открытую дверь, часть повержена.

Хныкая, Тати держится за губу.

— Ну иди сюда, — ловлю ее за край сарафана, дергая к себе.

Падает на диван рядом.

— Норматив по прицельному огню не сдан, короче.

Ее нижняя губа с боку отекает, на глазах слезы. Сама угорает.

— Балбеска…

Аккуратно достаю жало.

— Все у тебя как обычно…

Глажу с нежностью пальцем губа, забывая о том, что у самого спина горит ярким пламенем.

— Мне идут накачанные губы?

Выпячивает их словно для поцелуя.

Прыскаю смехом.

Не поймав порыв чувств, и совершенно неожиданно для себя, прижимаюсь губами к ее нижней, отекшей. И провожу по горящей губе языком. Малины вкус… но не только. Еще — горячего солнца, и самой вкусной женщины.

Горло перехватывает, не вдохнуть!