Протягиваю ему пачку.

Поют сверчки, где-то вдалеке мелькает зарница.

Тигран ложится на деревянный шезлонг. Курит, закрыв глаза.

— Кофейку бы…

Зевает. В какой-то момент перестает затягиваться и истлевшая сигарета вываливается из пальцев.

Равномерно сопит.

Чуть подальше, что-то мелькает в темноте. Шорох… Потом снова.

Давай, Танго, вставай.

Не могу… Устал, сил нет.

Вставай!

Хватаясь за спинку скамьи заставляю себя подняться.

В окошке первого этажа замечаю Тико. Стоя на подоконнике выкидывает в окошко игрушки. Протискивая их через решетку.

— Привет, подружка, — шепчу ей тихо.

Прилипнув лицом к решетке, приглядывается. Потом просовывает руку, тянет ко мне пальцы.

Сжимаю слегка.

Поднимаю слоника, отдаю ей.

— Нет… — шепчет. — Он пошев искать Белявша. Они все повшли

— А кто такой Беляш?

— Зайчик.

— А-а-а… Это тот, которого ты у меня оставила?

— Да.

— Беляш сам придет. Завтра. Забирай этих.

Подаю ей всех обратно.

— А ты почему не спишь? — смотрю на часы.

— Квичат… Квичат… Ствашно, — вжимается лицом в кованую решетку.

— Кто кричит?

— Папа квичал… Мама…

— Да? — озадаченно хмурюсь.

Прислушиваюсь.

Действительно на повышенных тонах доносятся голоса из другого окна. Оно закрыто.

Испытываю, честно признаться, облегчение. Мужское такое эгоистичное. Потому что явно не трахаются!

— Ложись-ка ты спать, Тико.

— У папы пис-то-вет! — заговорщицки.

— Мля… Папа маму обижал когда-нибудь?

— Я из пистовета всех убью. Как мама! — сердито.

— Нет, малыш. Так нельзя…

— Мовжна!

— Нельзя…

— Мовжна-мовжна! У тебя тоже пистовет, — хитренько. — Зачем?

— Тебя защищать. И маму.

— Маму? Сковей тогда, сковей! Маму надо!

— Ох, детка…

Взрослая жизнь, она такая блядская, что не все можно, что надо. Потому что, позволяя себе все что надо, можно слететь с дистанции, не решив ни одной задачи.

Не разобрался я ещё, какие задачи стоят, и как их решать.

— Я не могу.

— Дай мне… Дай… — тянет пухлые пальчики к кобуре. — Я могу!

Ловлю ее кисть, целую пальцы не касаясь.

— Иди спать, принцесса. Разберёмся.

Бледно, Литвин! Очень бледно…

Обиженно надувается и нахохливается, складывая руки на груди.

Делаю несколько шагов дальше, вставая под окном, откуда доносятся приглушённые стеклопакетом крики.

— Ну что ты им машешь?! Он на предохранителе, или ты думаешь, я дура??

— Снять? Пожалуйста!

— Стрелять собрался??

— Иногда очень хочется, мать твою, очень! Бах… И нет больше проблем в моей жизни! Но люблю тебя, дуру.

— Не любишь. Любил бы, не поставил под удар.

— Реальность такова, какова она есть. Люди вложили огромные суммы. Медиа-маховик смазан и со дня на день начнет раскручиваться. Обратно бабки не вывести. И у меня нет другого выбора, кроме как идти этим путем.

— Иди! Отпусти нас с Тико!

— Нет. Этого тоже не могу. Я отпущу, вас тут же "примут" мои кураторы! Ты не понимаешь этого?!

— Мы заложники?! Мы заложники, чтобы ты вел себя хорошо?!

— Да. Но вы со мной. И вы этого не почувствуете. Если ты, сука, будешь вести себя адекватно!! — рявкает он.

— Ты же знал! Знал, когда соглашался!..

— Все! Назад не отмотать. Такова данность. Хочешь жить, веди себя адекватно! И будешь хорошо жить! Тачки, брюлики, Картье, Луи Виттон! Любящий, блядь, целующий в задницу, муж! Все будет для тебя! Все будет у Тико!

Я чувствую себя так, словно у меня болят все зубы.

И я сейчас разъебу все вокруг от невыносимой боли, с которой невозможно справиться.

— Иди ко мне, царица моя… Я заебался… Я очень устал… Я просто хочу тебя. Сейчас.

— Не трогай меня! Ублюдок…

— Иди, сука, сюда!

Вскрик Татико.

— Иди сюда!! — взрываясь, рявкает громче.

И я тоже взрываюсь от того, что на "мою" орут с угрозой. Это невозможно вынести. Это можно вынести только с челюстью орущего.

— Не трогай! Нет!! Р-р-р… Я спала с другим мужчиной! Слышишь? Я не предохранялась! Не трогай меня…