Рыжеволосая женщина кружилась среди пламени и хищные огненные языки тянулись от ее ладоней. Оле опоздал. Застонав от непереносимой красоты увиденного и бессилия что-либо изменить, Сван бросился в пекло.

Когда капитан стражи сгреб ее в охапку и поволок к выходу, Флоранса не сопротивлялась. Она сделала то, что хотела. Успела.

Истлевшие от жара нитяные колечки припасенного времени падали с обожженных рук.

Глава 7

У написания хроники свои каноны. «В сорок четвертый день весны восьмого года правления Хрольва Ясного сгорел дом Орма Бъольта» – вот и все, что останется на пергаментных листах. Остальное в нашей памяти. Будем помнить, как вслед за Флорансой и Оле посыпались вниз по каменной лестнице прибежавшие тушить пожар горожане. Как стояли мы внизу, у обреченного дома и с тревогой смотрели на распахнутую дверь, за которой как к тиллам в жаровню дорога открылась. Как вывалилось на порог черное двухголовое чудище, все в дыму и искрах, рухнуло с крыльца и развалилось на две части. Как Оле, ругаясь, валял Флорансу в сугробе и лупил медвежьими своими лапами по ее тлеющим бокам, а добрые жители Гехта обливали их водой и засыпали снегом, будто дурачились на каком-то веселом празднике. И огромным факелом пылал рядом дом Орма Бъольта.

– Погасло! – взвизгнула какая-то девчонка.

Все обернулись к дому. Кто-то испуганно ахнул, кто-то отпустил крепкое словцо, кто-то воззвал к Драконам. Дом, который минут пятнадцать назад пожирало пламя, был сейчас как уголь из старого кострища: черный, кое-где тронутый золой, и – ни искры огня. Только кружащийся в воздухе пепел да запах гари свидетельствовали тому, что дом Орма Бъольта пылал сейчас, а не три недели тому назад.

– Флоранса, это твои… – обернулась к рыжей Хельга.

Ведьма не ответила. Запрокинув к небу бледное спокойное лицо, лежала она, раскинув руки, и краснело в снегу возле правой ладони разорванное нитяное колечко.

– Ты что? – склонилась над Флорансой добрая Тора Хольм. – Поднимайся, простудишься ведь.

И с криком отшатнулась. Из груди Флорансы торчал нож. На рукояти его под насквозь просверленным перекрестьем чернел рисунок – дракон. Темный ящер, не похожий ни на одного из Девятерых, ухмыляясь, тянул раздвоенный язык к окровавленному лезвию.

Хоронил Флорансу город. Обычно так говорят о безродных, у которых нет никого, кто бы мог оплатить погребение, и потому все расходы берет на себя магистрат. Так было и с рыжей ведьмой, только вот ко всему и проститься с ней пришло неожиданно много людей со всех концов Гехта. Говорили тихо, словно боялись потревожить ушедшую в лед:

– Жалко Флорансу-то.

– И в огне не сгорела, а вот ведь…

– Кому помешать могла, беззлобная…

– Ячмень как заговаривала, и не вспомнишь ведь потом, что вообще был…

– Ребенка моего от икотки вылечила…

– А с кхарнами как обходиться умела! Поглядит зверюге в глаза, пошепчет что-то на ухо, и веди хоть самого пугливого к кузнецу подковать, лягаться не будет…

– А пела как…

– Хорошая была женщина. Прими ее, Дод, под крыло свое…

И вставали у края могилы острые осколки горючих кристаллов.

Герды на похоронах не было.

Весь день я бестолково метался по городу, а вечером снова пошел на кладбище. Я позвал с собой Вестри, и верный пес, не любящий упокоища, мрачно тащился в шаге позади меня, но вдруг приободрился и рванул вперед.

Герда стояла на коленях возле окруженной огнями могилы Флорансы, сама похожая на тонкий осколок горючего кристалла. Вестри, поскуливая, ластился к ней.

– Герда, – позвал я. – Герда, пойдем, не надо здесь быть.

Она даже не посмотрела на меня.

– Все колечки Флорансы сгорели или порвались. У нее совсем не осталось времени, чтобы жить… Я не думала, что столько людей придет проститься с Флорансой.

Тонкие руки метнулись над догорающими кристаллами, словно Герда хотела собрать огоньки в пригоршни.

– А меня не было. Я… Ларс, мне Флоранса не велела приходить. Ни на похороны, ни после, на могилу. Она это давно говорила. Что, мол, если человека мертвым не видел, то он для тебя жив. А я вот пришла. Дура, да?

– Нет, Герда, ну что ты…

– Дура! Сказано мне было, а я прибежала… Показалось мне вдруг, что тут, – Герда судорожно протянула руки к могиле, – что тут никого не будет. И станет все по-прежнему.

Я опустился на колени рядом с девушкой.

– Герда, послушай меня.