Она вдруг резко наклонилась, будто хотела упасть в затянувший могилу лед, погрузиться в него, остаться там навсегда. Я дернулся остановить, но ученица Флорансы уже распрямилась и проворно поднялась на ноги. Взяла за ошейник притихшего Вестри, а свободную руку протянула мне.

– Ларс, пожалуйста, уведи меня отсюда. Сама я уйти не смогу.

Всю дорогу Герда держалась за мою руку и за ошейник Вестри. Стоит ли говорить, что привели мы ее прямехонько к нам домой.

А в гостиной уже сидели Оле и Хельга, и грелся у камина котелок с барком, а на столе стояли пять кружек: четыре, по обыкновению нашей семьи, принадлежащие живущим в этом доме, у каждого своя, а пятая из тех, что предназначены гостям.

Мы молча пили барк, потом Гудрун, проворчала, что хоть и перебили аппетит всякой ерундой, но ужинать все равно будем, и ушла на кухню, а Вестри увязался за ней. Оле поднялся и, подойдя к камину, принялся ворочать кочергой горючие кристаллы. Озаряемый вспышками огня, он был похож на героя легенд, перенимающего у Драконов секреты кузнечного ремесла.

– Подожгли домик-то, – сказал Сван. – И не детишки баловались, огненную птицу пустили, а потом со страху убежали. Грамотно запалили. Кувшины с горящим маслом в окна. И дверь какая-то зараза прутом от ограды снаружи подперла.

– Зачем? – изумился я. – Дом уже много лет стоит пустой. Привидений закоптить решили?

– Они хотели выкурить Герду.

– Меня?!

– Именно, – вступила Хельга. – Ты очень нужна кому-то, кто не хочет, чтобы люди об этом знали. Те негодяи в переулке собирались похитить тебя, но Ларс им помешал. А потом вы целыми днями ходили вместе, рук не разнимая. А кому-то было нужно, чтобы ты осталась одна.

Герда вздрогнула и что было сил вцепилась в мою ладонь.

– Не бойс…

– Ларс мешал им меня украсть, да? Они и его могли убить?!

– Вряд ли. К гибели хрониста обычно относятся как к чему-то обыденному и неизбежному. Но мы с Оле не простили бы и не отступились. Другое дело, думали негодяи, бродяжки, которые сгинули на пожаре. Или просто тихо ушли из города. Никто не знал, где ночует Флоранса. И ты. Ведь она научила тебя прятаться?

– Да, еще в приюте…

– Но вас выследили. Скажи, Герда, если бы ты оказалась в горящем доме, а дверь была заперта, ты бы выпрыгнула из окна? Второй этаж?

– Да.

– Кажется, что совсем невысоко, а внизу такой удобный сугроб. Но ты не тренированный королевский гвардеец, падение хоть на несколько секунд, но оглушило бы тебя, ты не смогла бы убежать или позвать на помощь.

– Но мы не жили в том доме!

– А где? – ошарашенно спросил Оле и уставился почему-то на меня.

– В сарае за городской кхарней… – потупилась Герда. – То есть сначала в том доме, а потом нас пустили в сарай. Там тепло. Я туда тихо-тихо приходила, незаметно. Никто не знал, и Ларс тоже. Я не разрешала провожать.

– Никто не должен знать, где дом ведьмы, потому что уголек из ее очага дает власть над колдуньей, – грустно усмехнулась Хельга.

– Нет, какой там очаг, там же мох для кхарнов, сухой. Мне просто очень стыдно было, что мы живем так бедно… В сарае…

Герда низко опустила голову, упавшие волосы закрыли зардевшееся личико.

– Зато честно… – почти прошептала она.

– Вот это правильно, что честно, – незаметно подошедшая Гудрун грохнула на стол кипу ножей, ложек и вилок. – А с кхарнами жить получше, чем с иными людьми. Заканчивайте свои разговоры, ребенка хоть покормить надо.

Хельга поднялась и, обойдя стол, взяла Герду за плечи.

– То, что ты живешь рядом с рогатыми, не делает тебя тиллом. Я всегда восхищалась Флорансой, какая она чистая, аккуратная, а ведь ночует не в теплом доме. Это, наверное, особое искусство. Хотела б я ему научиться, а то стоит пройти весной по улице, и весь подол в пятнах. Перед людьми стыдно. А уж Гудрун ругается…

Молодец все-таки у меня сестрица, умница. Я бы полчаса пыхтел, подыскивая нужные слова, а потом выдал какую-нибудь напыщенную глупость, которая бы окончательно все испортила. А Хельга говорит просто, по-человечески. И Герда, глядя на нее, уже начинает робко улыбаться.

Мне захотелось вскочить и обнять их, безмерно дорогих и любимых, обеих вместе, как когда-то отец обнял нас с сестрой, поручая дуг другу. Вряд ли Хельга и Герда когда-нибудь станут подругами, но моя радость уже никогда не будет в этом доме чужой.

Но умиляться и восхищаться долго мне не позволили.

– Дверь, – сказал Оле. – Прошлой зимой я сам следил за тем, как наш кузнец вбивал в притолоку железные костыли и натягивал цепи. А ты, Хельга, тогда же опечатала вход в дом Орма Бъольта. А теперь нет ни цепей, ни печатей. Дверь оказалась открыта.