Он сердито сплюнул и быстрее зашагал по тротуару, так, что я еле поспевал за ним.

— Легко можно, — сказал я.

— Как?! — Гудков неожиданно остановился, и я чуть не врезался в него, — как объяснить, Генка?! Сразу говорю, в чертовщину я категорически не верю и вам всем кликушничать не позволю! Хватит, что эта дура Клара натащила церковных свечей и жжет их в комнате. Скоро так и молиться станет! Ох, я её на комсомольском собрании и пропесочу!

— Да всё просто, Макар, — как можно более убедительно сказал я, — ты же помнишь, как я из Хохотуя привёз трупы? С вырезанными символами на лбу?

— И что? — нахмурился Гудков, вспоминать, как я сорвал выступление, было неприятно, но всё равно, справедливости ради, он кивнул.

— Так вот, по всему выходит, что тут, в Хлябове, засела какая-то секта, из бесопоклонников, — начал продвигать идею я, — и главная их цель — смутить умы обывателей. А так как мы — передовой отряд пропаганды против поповщины и мракобесия, то вот они нам бутафорию всю эту и устроили. Чтобы напугать.

— Так вон оно что! — обрадованно вскричал Гудков и от избытка эмоций резко обнял меня. Так что я аж скривился — шрамы-то болели.

Заметив мою гримасу, Гудков смутился:

— Извини, брат, совсем забыл, что ты ранен.

Я отмахнулся, мол, ничего, бывает.

А Гудков спросил:

— Но я вот только не пойму, как же они всё это подстроили? И как влезли в дом, что никто из наших не заметил? Натащить полную ванну крови — это же сколько вёдер пронести надо? И не расплескать. Но никто ничего не видел.

— Всё просто, — сказал я, — у них есть сообщники. Которые находятся в агитбригаде. Знают все наши привычки. Все ходы и выходы.

— Провокаторы! — зло процедил Гудков.

— Да, — сказал я, — кто-то из наших.

— Это, скорей всего Шарлотта или Роман, — задумался Гудков, — наши-то все проверенные, старая гвардия.

— Вполне возможно, — ответил я, в душе ликуя, как так хорошо получается, — но может и кто-то из наших «старичков».

— Да что ты такое несёшь?! — вскипел Гудков, но сразу же поник, — хотя я уже и сам не знаю, кому верить.

— Та же самая Клара могла налить себе полную ванную крови и потом сделать вид, что это не она, — предложил коварную гипотезу я.

— Да ты что?! — рассердился Гудков, — зачем ей это?

— А ты понаблюдай за нею, — предложил я, — в последнее время у неё слишком много странностей появилось.

— Ну, это-то да, — кивнул Гудков, — но я думал, что это потому, что она с мужиком жить начала, я Зубатова имею в виду.

— Если бы все бабы так себя вели, то даже и не знаю…

— Мда… и не поспоришь, — согласился Гудков и сказал, — хорошо хоть кровь коровья оказалась. А то я попервой не знал, что и думать. И Зубатов исчез.

— Откуда ты знаешь, что коровья? — спросил я, чтобы поддержать разговор, а у самого при упоминании о Зубатове сердце аж ёкнуло.

— Жорж определил. Он у нас лошадник знатный, сразу всё это на раз отличает.

Мы зашли в дом и разбрелись каждый по своей квартире. На вечер Гудков назначил общее собрание, и я надеялся пару часиков успеть кемарнуть. А то устал что-то сильно.

Пока я шел, всё удивлялся — во всём здании стояла такая тишина, что наши с Гудковым шаги гулко отдавали в пространстве. Но то, что все были дома, я ощущал стопроцентно: явственное покашливание, то скрип половиц, то вздох. Но при этом агитбригадовцы притихли по норкам, нет разговоров, смеха и обычных в быту звуков, где живёт сразу много людей.

Притихли. Попрятались. Боятся.

Ну, это мне только на руку.

Я вошел к себе и запер дверь. Скинул грязную одежду, кое-как вымылся в тазу (хорошо, чистая вода ещё в ведре оставалась, потому что сил тащиться за водой сейчас у меня просто не было), надел свежую рубаху и исподнее, и рухнул на кровать.

Кр-р-расота!

Я прикрыл глаза и начал проваливаться в вязкий сон, когда в дверь постучали: громко, требовательно.

— Клара пришла! — сообщил появившийся Моня.

— Да ну её! — я зевнул и перевернулся на другой бок.

Стук не прекращался.

— Так она тебе сейчас всю дверь вынесет, — съехидничал Моня.

— Отстань! — вяло огрызнулся я.

Из-за двери раздался громкий, разгневанный голос Клары:

— Капустин, открывай! Ты должен объяснить, зачем хотел убить меня!

— Как она заколебала, — пожаловался я Моне и попытался натянуть одеяло на уши.

— Сам же знаешь, что она не отстанет, — посочувствовал мне Моня.

— Капустин! Не будь трусом, открывай! — продолжала надрываться Клара.