С затаенной опаской мужчина шагнул к двери и резко открыл ее. На пороге стоял, покачиваясь и держась из последних сил, Джон. Бинты, покрывающие большую часть его тела местами растрепались и напитались просочившейся кровью.

— Что происходит? — Медик бросился на помощь. — Тебе нельзя покидать палату! Да тебе даже вставать противопоказано! Ты и сам это прекрасно знаешь. Тебя нужно вернуть обратно. Я сейчас вызову санитаров.

— Нет. Подожди. — Тяжело дыша и с трудом подавляя стон боли, сказал Джон. — Я долго думал… Я был не прав! И я прошу у тебя прощения. Я столько лет держал это в себе, считая тебя виноватым в собственных бедах. Прости меня!

С последними словами Джон повалился на пол, потеряв сознание. Клайв даже не успел его, как следует, перехватить.

— Поможешь вернуть его в палату?

— Конечно! — С готовностью откликнулась Саша, внутренне сжимаясь от осознания того, что романтический вечер так внезапно и подло закончился.

Следующие несколько суток прошли в повседневной суете. Джон стремительно шел на поправку и даже оказывал посильную помощь в лечении пациентов. Их отношения с Клайвом начали налаживаться, несмотря на то что последний, в глубине души, все еще дулся на своего старого приятеля.

— Так, что тут у нас? — По привычке спросил сам себя Клайв, рассматривая медицинскую карту больного. — Процедуры, болеутоляющие и терапия. Изменений в состоянии нет. Очень плохо.

— Насколько плохо? — Поинтересовался появившийся в палате Джон.

— А, это ты. Привет. — Ответил Клайв. — Уже полгода пытаемся добиться улучшений в состоянии здоровья больного, но все оказывается без толку. Боюсь, при нашем нынешнем финансировании его придется выписывать уже через неделю.

— Это который из них? — Спросил Джон, обведя битком набитую больными палату. Медик лишь кивком головы указал на стоящую в самом углу койку. Там оказался закутанный в бинты человек. Его состояние и вправду было плачевным. Обе ноги отсутствовали: правая практически по самый пах, а левая, едва доставая до коленной чашечки. Лицо человека было обезображено жуткими шрамами, от чего-то не заживающими и сочащимися сукровицей. — Что с туловищем и руками?

— Руки и внутренние органы в порядке. Досталось в основном ногам, которых нет и туловищу, покрытому ожогами различной степени тяжести. Кроме этого, из него было извлечено большое количество металлических осколков. Но и это не самое страшное.

— Что же может быть страшнее? — Ужаснулся Джон.

— Как я уже говорил, на протяжении полугода интенсивного лечения, его раны практически не заживают. Он держится благодаря каким-то супернавороченным имплантатам и силе воли. Дольше держать мы его здесь не можем, а без нашей поддержки ему не прожить и нескольких дней.

Джон нагнулся над телом, чтобы получше рассмотреть степень повреждений. Осмотрел ноги, туловище, руки и добрался до головы. Неожиданно больной открыл глаза. Клайв в испуге отшатнулся.

— Простите. — Сказал он больному.

— Не обращай внимания. — Устало махнул рукой Клайв. — Он все время лежит и смотрит в потолок. Мы не слышали от него ни единого слова. Даже как его зовут, не знаем.

— Ты хочешь сказать, что его личность не установлена?

— В нашей базе данных ничего на него нет. Да и какая это база данных — обрывки старых медицинских карточек…

— Но это же неправильно! Как можно лечить пациента, не зная о нем даже самые простые вещи? Такие, как имя или фамилия.

— У нас таких процентов пятнадцать лечится. Удивляться тут нечего. Такие как он — солдаты, эвакуированные с Земли в последние часы ее жизни…

— Солдат, говоришь. — Протянул Джон. Немного подумав, вновь склонился над больным и посмотрел в его голубые глаза. — Держись, братишка, мы своих в беде не бросаем!

Больной на заявление никак не отреагировал, продолжая бездумно глядеть в одну точку. Очевидно, что жизнь для него уже закончилась. Оставалось лишь ждать, когда под ней проведут итоговую черту медицинского осциллографа.

— Клайв! — Джон догнал приятеля, уже вышедшего в больничный коридор. — Мы можем для него что-нибудь сделать?

— Мы сделали все что могли. Мы должны приложить все усилия для того, чтобы спасти тех, кого еще можно спасти. — В глазах Клайва плескалась вселенская печаль. — И чем он так тебя заинтересовал? Чем он лучше других?

— Не знаю. Просто в нем чувствуется какой-то стержень. Я увидел это в его глазах. Это глаза человека, потерявшего все, за что он боролся, но все же до конца не сломленного.

— Если тебя настолько беспокоит судьба именно этого несчастного, то думаю, у тебя есть шанс ему помочь. — Задумчиво проговорил Клайв.

— Правда?

— Завтра в госпиталь прибывает один очень влиятельный человек. Его имя Конрад Вернер. Он основатель и глава благотворительного фонда. Если ты уговоришь его профинансировать дальнейшее лечение этого человека, то возможно продлишь на какое-то время жизнь несчастному.

— Я постараюсь это сделать! — В голосе Джона было столько решительности, что Клайв не осмелился с ним спорить по поводу безнадежности этого мероприятия. Что было лучше: продлить жизнь умирающего человека на несколько месяцев или реально вытащить с того света одного или двоих пострадавших человек? Ответ вполне очевиден. Но, пожалуй, только не для Джона.