— Чего вы вытворяете, засранцы?! Все полы мне исчеркали!

— И-извините, Сталина Геннадьевна, — виновато пробурчал Маратик, оказавшийся подо мной.

Я отпустил Марата, молча встал на колени, поднял руки, мол, все, больше не дерусь.

Сережа, Егор и Тима просто замерли, уставившись на нее испуганными взглядами.

— А ну, пошли отседава, пока я не сказала кому надо, что вы в коридорах безобразничаете!

Мальчишки виновато вышли из школы, один за другим бросая Сталине Геннадьевне «Извините». Я же только улыбнулся уборщице.

— А ты чего улыбаешься, сорванец? — Удивилась она.

— Спасибо, что остановили весь этот кавардак, — ответил я. — До свидания.

— Чего ты так долго? — Спросил у меня дядя Костя, когда я подошел к его мотоциклу.

Я вкратце рассказал ему, что произошло. Остальные ребята же, остались на стадионе. Я видел, как они сели на трибуны. Стали, видимо, обсуждать мои слова.

— То-то Рыков так со двора вылетел, — задумался Константин Викторович. — Как ужаленный. И злой как собака.

— Он знает, что мы его поймали, — покачал я головой. — Теперь пути назад у нас нету. Надо идти в контору Машиностроителя. Рассказать все. Я буду свидетелем.

— Поздно уже, — Константин Викторович глянул на часы. — В конторе спортивного общества никого не будет. Закончился рабочий день. А потом выходные начинаются. Да и, сам знаешь, директор наш в отпуске, в санаторий уехал. Будет только к сентябрю. Да и половина работников конторы в отпусках. Председатель вообще на спортивных сборах в лагере. Если даже мы все расскажем, дело сразу так просто в оборот не пустят. Тем более, все по-прежнему — наше слово, против егошнего.

— Надо попытаться, — сказал я. — Потому как теперь Рыков так просто это дело не оставит.

Суббота. Утро следующего дня

— Да Вадим, — сказал, кивнув Петр Гришковец, зам председателя спортивного общества «Машиностроитель», мастер спорта по тяжелой атлетике, судья по спорту первой категории, — слышал я про этого Вову Медведя. Алексей Владимирович как-то рассказывал нам о нем на совещании. Говорил, мальчик подает надежды.

Во второй половине августа по утрам, особенно ранним, уже бывало прохладно. Этим утром тоже было прохладно. Даже зябко.

Зябкостью в основном веяло от широких совхозных озер, огромными зеркалами развернувшихся перед Рыковым и его давним другом, а потом и родственником Петром Николаевичем.

— Странно, что ты его, Петр Николаич, хвалишь, — сказал Рыков, наблюдая за носиком поплавка, торчащим из зеленоватой глади озера. — Папка его тебе, в свое время, немало крови попил.

— М-да… — Вздохнул Петр Николаевич, и сосредоточил взгляд на поплавке. — О! Клюет.

Его поплавок с высоким древком стал прыгать, а потом и вовсе ушел под воду.

— Подсекай, — буркнул ему Вадим Рыков.

Петр Николаевич дернул удочкой. Из воды вырвался, хлещущий всем телом карасик. Судья качнул удочкой в свою сторону, поймал рыбешку и принялся снимать с крючка.

— Хороший, — довольно улыбнулся он, — больше ладошки.

— Ну. Давай его в садок.

Отправив рыбку в длинный садок, скинутый с обрывистого берега в воду, Петр Николаевич принялся поправлять наживку.

— Талантливый был, этот Серега Медведь, — проговорил судья. — Тело от природы крепкое. Будто под тяжести заточенное. Пришел бы в тяжелую атлетику лет в четырнадцать, а не в двадцать пять, как у него вышло, смог бы пойти на международный уровень.

— Странный ты, Петр Николаевич, — недовольно заговорил Рыков, отводя поплавок немного в сторону. — Сколько тебе Серега гадостей сделал, а ты его хвалишь.

— Не, Вадим, ты не путай, — возразил Гришковец. — Одно дело — объективная оценка спортсмена, другое — мое к нему личное отношение. А ты знаешь, как я к ихнему семейству отношусь.

Вадим и правда знал. Помнил он рассказы о том, как лет пять назад, на весь «Машиностроитель» гремел скандал между Гришковцом и Медведем. Тогда Сергей обвинил Гришковца в нечестном судействе. В том, что он, используя правила судейства, заваливал спортсменов, кто был ему неприятен, или просто на цыпочках перед зампредседателя не ходил, не стелился. И Сергей не унимался, стараясь сместить Гришковца с должности.

Спасало последнего только одно — трагическая смерть Медведя в аварии, перед межобластными соревнованиями.