Если б они увидели наш истинный облик, когда Роан нес меня на руках, всю в лохмотьях и грязи, после двух месяцев в той дыре, нас тут же прогнали бы.

К счастью, чары Роана подействовали и на нас, и на женщину на ресепшне. Когда она спросила, один нам номер или два, я выпалила:

– Два.

Мне не хотелось, чтобы Роан еще хоть мгновение видел меня такой. Мы получили две карты-ключа, и женщина, строя глазки Роану, поинтересовалась, хотим ли мы утром завтрак. Она что – прикалывается? Я хотела завтрак прямо сейчас.

В лифте Роан обнял меня и, закрыв глаза, прислонился к зеркалам. После долгих лихорадочных поисков отражений вокруг себя такое количество зеркал в лифте показалось мне ошеломительной роскошью.

На четвертом этаже Роан отнес меня к моему номеру, осторожно поставил перед дверью, а потом ушел к себе.

Войдя, я первым делом схватила с прикроватной тумбочки коробок спичек и заковыляла в ванную, закрыв дверь. Сбросила пропитавшиеся мочой и грязью лохмотья, которые нескольких месяцев липли к телу, и сунула в раковину: брюки, нижнее белье, блузку. Совершенно голая, чиркнула спичкой и поднесла ее к куче тряпья. Спичка погасла. Я подошла к мини-бару и достала все бутылочки не меньше сорока градусов. Затем вылила их одну за другой на влажные, заплесневелые тряпки, и от запаха закружилась голова. Я зажгла сразу три спички, бросила в раковину, и вверх взметнулось высокое пламя. Я отпрянула, наблюдая, как горит тряпье, распространяя невыносимый запах. К счастью, в ванной не было датчика дыма. Я была без понятия, что надевать теперь, когда я сожгла свою единственную одежду. Но лучше ходить голой, чем в этих лохмотьях.

Пока они горели, я босиком прошлепала в душ. Тело тряслось, готовое сдаться. Но я не смогу ни заснуть, ни отдохнуть, пока не приведу себя в порядок. Я сделала воду как можно горячее, чтобы ванная наполнилась паром. Держась за полотенцесушитель, чтобы не упасть, я, дрожа, ступила в душ. Под обжигающими струями схватила мыло и принялась тереть грудь, руки, затылок, промежность. Затем вылила на ладонь большую порцию шампуня, взбила на волосах густую пену, снова схватила мыло и принялась царапать его ногтями, чтобы убрать из-под них засохшую грязь. Грязь и песок стекали вниз и исчезали в мыльном водовороте. Не в силах стоять, я присела на край ванны, подняла ноги и принялась намыливать и скрести их. В воображении мелькнул образ серебряной ручки, сточенной до затупившегося стержня. Я изо всех сил терла и царапала ступни. И только когда мыльный брусок в руке превратился в тонкий обмылок, а последние остатки грязи смылись в канализацию, я выключила душ.

Выйдя, я заковыляла к раковине и включила воду, чтобы погасить остатки пламени. Взглянула на коврик для ванной под ногами, и он притянул меня своей мягкостью. Я почти упала на пол, свернувшись калачиком. По щекам заструились слезы – сама не знаю почему, – и я, хлюпая носом, уткнулась в коврик.

Но разве я уже не провела достаточно времени в одиночестве?

Я потянулась к полочке и схватила пушистое белое полотенце. Медленно, едва не падая, поднялась на ноги и завернулась в него.

Опираясь на стены, я побрела к двери, еле-еле добралась до номера Роана и постучала. Через несколько секунд дверь открылась. Он был без рубашки, капли воды блестели на его мускулистом теле.

– Ты в порядке?

– Я хочу остаться с тобой.

Не говоря ни слова, Роан распахнул дверь пошире, я прошаркала в номер и рухнула на кровать; глаза закрывались сами собой. И когда сон начал овладевать мной, из глубины сознания всплыли образы: стертая серебряная ручка, крысиные кости, ломающиеся о цементные швы… Обернутая влажным полотенцем, я засыпала и смутно ощущала рядом мужское присутствие, сильные руки, обнявшие меня. Потом сновидения изменились, и мне приснился солнечный свет, пробивающийся сквозь дубовую листву.

Пока мы брели по высокой траве в Хэмпстед-Хит [39] , из-за облаков выглянуло солнце. Его лучи пробивались сквозь листья боярышника, которые только начинали краснеть в сентябрьском воздухе. Трава искрилась остатками ночной росы. Я огляделась вокруг, и от такой безмятежной красоты мои глаза наполнились слезами. Чистый воздух, солнечный свет, запах сырой земли, яркие краски… Раньше я не замечала всего этого.

Больше такое никогда не повторится.

– Вот оно, – Роан прищурился от солнечного света, – место встречи. Надо было выбрать другое. Мы здесь слишком на виду.

– Могу представить места и похуже, – прошептала я.

…Когда я проснулась утром, Роана уже не было. Через полчаса он вернулся со свежими круассанами и стаканчиком кофе для меня и одеждой для нас обоих. Когда я поинтересовалась, где он взял деньги, Роан буркнул что-то невнятное и сказал, что нам пора. Он разослал сообщение всем оставшимся повстанцам: «Встречаемся в Хэмпстед-Хит».

Но что самое поразительное – помимо нижнего белья, брюк и рубашек он купил вишневый блеск для губ. Роан объяснил, что я бредила этим блеском во сне, и он с утра пораньше отправился за покупками. От мысли, что Роан Таранис выбирает для меня в универмаге нужный оттенок блеска, улыбка долго не сходила с моего лица.

Я присела на траву под деревом, провела пальцами по мягким стеблям, нежно погладила влажную землю. От росы джинсы намокли сзади, и это было здорово. Свежий воздух приводил меня в восторг.