Чтобы хоть немного успокоится, обхватываю себя руками. Создаю иллюзию, будто не разваливаюсь на куски, хотя внутренне полностью опустошена. Такое чувство, что мир перевернулся вверх тормашками сразу после того, как мы с Лексом вернулись домой. Или это случилось до того, когда я вышла из ванной и увидела его озадаченное лицо?

В любом случае, что-то точно случилось. Сначала то его сообщение, как будто приказ собаке. Потом — наш разговор по телефону, когда Лекс был таким отчужденным и грубым, будто тех нескольких дней в Праге просто не было, и мы снова тихо ненавидим друг друга: он меня за прошлое, я его за то, что отобрал у меня настоящее и лишил будущего. Но если я продолжу думать об этом сейчас, то от моей нервной системы точно ничего не останется.

В любом случае — чем гадать на кофейной гуще, лучше подождать и потом напрямую обо всем спросить. Лекс всегда держит слово, и если пообещал приехать — значит, уже в дороге.

«А что, если он не даст денег?» — не унимается мой раздерганный форс-мажорами, ставшими частью моей повседневной жизни, внутренний голос.

Он ведь может просто… сказать «нет» и все.

Где мне сходу взять пятизначную сумму?

Вспоминаю, что Тоня хотела мою лакированную «Баленсиага» за десять тысяч. Быстро набираю ее номер и пока жду ответа, ловлю себя на том, что как в детстве, начинаю исступлённо грызть ногти. По фигу, потому что сейчас это вообще единственное, что не дает мне провалиться с полное отчаяние.

— Ну надо же, кто позвонил, — не может не ехидничать Тоня. До сих пор не может простить мне, что не воспользовалась ее щедрым предложением — она всегда была злопамятной.

— За тридцать пять тысяч сейчас она твоя, — без лишних рассусоливай озвучиваю свое предложение. Она и так прекрасно поймет, о чем речь. — Деньги нужны мне прямо сейчас, на мой счет. Сумку отдам завтра в любое удобное для тебя время.

— Что-о-о-о-о?! — тянет длинную ноту Тоня. — Тридцать пять тысяч за твое старое барахло?! За китайскую паль?! Ты в своем уме, Лисицына?!

— Паль? — Еще большой вопрос, кто из нас в уме, а у кого от чувства собственного величия поехала крыша. — Слушай, Тоня, мне правда некогда. Предложение действует только сейчас.

— Ага, пойди-ка предложи этот китайский дерматин другой лохушке! Только ищи дуру на северном полюсе, потому что среди своих с тобой теперь вряд ли кто-то захочет иметь дело!

Она первой бросает трубку, оставляя меня в полном недоумении, что это вообще было.

Хорошо, ладно, к черту Тоню. Есть еще Женя. У нас с ней одинаковый размер ноги и на некоторые мои туфли она точно давно облизывается. Я отдам все, если у меня на руках будет нужная сумма. Пусть все забирает, мне хватит и той пары кедов, которые сейчас на мне.

Но разговор с Женей тоже не клеится и идет по примерно тому же сценарию, что и предыдущий.

— Да вы можете объяснить, что вообще происходит?! — не выдерживаю и перехожу на крик.

— А ты типа не в курсе, — голосом удава, говорит Женя.

— Нет, блин! Я действительно не понимаю, в чем дело! Вы сколько лет меня знаете, что это за внезапные обвинения?!

— Я пришлю тебе ссылку, — бросает она и тоже первой заканчивает разговор.

Но входящее сообщение пищит ровно в ту минуту, когда я краем уха улавливаю знакомый тембр голоса и с облегчением выбегаю навстречу.

Лекс стоит около стойки ресепшена и как раз поворачивается в мою сторону.

Почему-то сразу отмечаю, что одет он в ту же одежду, что и утром. Не знаю почему, но меня это немного успокаивает. Наверное, если бы у него с Эстеткой случилось воссоединение, они занялись бы сексом, Лекс пошел бы в душ и переоделся во что-то другое?

Я как коза трясу головой, отгоняя от себя противные мысли и замедляю шаг, давая ему приблизиться. Поднимаю руки, чтобы повиснуть на нем, как на самой надежной и нерушимой опоре, но с удивлением обнаруживаю, что он вместо ответных объятий, Лекс хватает меня за локоть, круто разворачивает и буквально толкает перед собой на крыльцо.

— Лекс, мне больно, — стараюсь сдержать эмоции, но это действительно не самые приятные ощущения в моей жизни. Не физически — он все же не отбитый ублюдок типа Егора, но морально все это выглядит так, будто ему даже прикасаться ко мне противно. — Лекс! Пусти!

Но он разжимает пальцы только когда мы оказываемся на улице, где кроме нас, слава богу, больше никого нет. Хотя здесь наверняка должна быть минимум одна камера наружного наблюдения — они сейчас везде. Не хотелось бы устраивать «кино» для местного обслуживающего персонала.

— Какого черта происходит?! — ору я, потому что приличия приличиями, но меня уже в край достал и сегодняшний день, и идиотское поведение Лекса, и тупые намеки моих экс-подруг.

— Аналогичный вопрос к тебе, Вик, — голосом бездушного голема, говорит Лекс.

— Ты издеваешься?

— Нет. Хочу знать, что ты делаешь в седьмом часу вечера в этом месте.

— А зачем по-твоему люди приезжают в ветеринарные клиники?!

— Например, чтобы избавиться от ненужных подарков, — выдает он. Ему даже пауза на подумать не требуется, он как будто собирался сказать это еще до того, как вышел из машины.