Мавзолей кн. Львовых в Никольском (Черенчицах). Современное фото

Дом в Никольском, собственно, тоже не существует. Его история — летопись упадка и оскудения русского дворянства. Конечно, его задумал Н.А. Львов в широких, надо думать, превышавших его средства масштабах. Центральный трехэтажный кубический массив украшен, как всегда, четырехколонным портиком. Этот вид дома запечатлен на старом рисунке, воспроизведенном в гротовском издании сочинений Г.Р. Державина [56] . По преданию, строитель Никольского завещал сыну и внуку пристроить к дому те закругленные крылья, от которых одно только от всего и уцелело поныне. А другое крыло, впрочем, никогда выстроено и не было. При сыне и внуке еще сохранялось старое. Но правнукам не под силу было содержание дома-дворца, и они поэтому сломали его, оставив от дома лишь одно крыло и примыкающую часть центрального сооружения.

На толстых каменных столбах повис балкон — и получилось нечто поистине предельно нелепое. Только в расчете на общий план делается понятным распределение комнат, назначение лестницы, оригинально устроенной позади вдающейся закругленной стены, объясняется скромная здесь обработка наружных стен, плоская, но богатая светотеневой игрой, с одним лишь колонным выступом-подъездом на самом конце. Внутри еще целы были прелестные росписи, арабески, гирлянды роз и цветов на плафонах и по стенам. В одной из комнат почему-то уцелел голландский портрет XVII века, вероятно, составлявший часть высокохудожественной обстановки, разбазаренной буквально поодиночке уже последними владельцами.

Н.А. Львов с циркулем в руке — моложавое лицо в обрамлении серо-серебристых пудреных волос парика, кокетливо наклонившая голову М.А. Львова на фоне колосящейся нивы — таковы две ранние по времени миниатюры Боровиковского. Те же лица в иных позах и движениях на портретах Левицкого, снова М.А. Львова на круглой миниатюре Боровиковского, в рост — ее сестры Д.А. Державиной в парке на фоне Званки, портрет Л.Н. Львова кисти Брюллова — таковы мастерские произведения русской кисти, что украшали, верно, дом в Никольском. По музеям и частным рукам разошлись эти вещи. [57]

Последующие годы опустошили усадьбу окончательно, не осталось и следов мебели и обстановки. Говорят, что архивом (а в нем были чертежи архитектора Н.А. Львова) обклеены стены в деревенских избах... Не сохранили равнодушные к старине наследники и парка. Среди старых куртин и аллей видны еще уже давно поросшие кустами и деревьями ямы, где некогда были храмы, павильоны и беседки, может быть даже храм Солнцу, эскиз которого набросал Львов на полях сочинения Гиршфельда о садах и парках. Интерес этих сооружений заключался в их особом характере землебитного строения, изобретенного Львовым; он усердно старался распространить свое изобретение и добивался от правительства устройства у себя в Никольском соответствующей строительной школы, куда посылались по два человека учиться от каждой губернии. Вот эта-то даровая рабочая сила и возводила, верно, все архитектурные украшения Никольского. От всего землебитного строения уцелел до наших дней один лишь Приорат в Гатчине. В Никольском же все погибло. Но именно потому, что в Никольском все уже было давно разрушено, оно сохранилось лучше, чем другие, стихийно исчезнувшие усадьбы. Этот парадокс можно отметить на примере не только одного Никольского. И в Глинках Брюса, давно приспособленных под фабрику, и в Никольском-Погорелом Барышниковых, где устроена была земская больница, и в недостроенном дворце Демидовых в Петровском — во всех этих усадьбах, где нечего было громить, осталось в конце концов больше следов старины, чем в какой-нибудь опустошенной и сровненной с землей Диканьке или Рогани... Вероятно, потому кое-что курьезно уцелело и в парке львовских Черенчиц.

Левое крыло дома в Никольском (Черенчицах). Современное фото

Позади дома сохранился, вероятно, потому, что можно было использовать его для хозяйственных нужд, грот, приспособленный под погреб. Это небольшой искусственный холм с входом в арке, выложенной из дикого камня, холм, несущий пирамиду, сложенную из обтесанных глыб известняка. Внутри заключено полусферическое помещение, пирамида же содержит в себе полый, открытый внутрь цилиндр, сквозь просверленные отверстия, почти невидимые снаружи, дающий свет внутрь сооружения. В полу полусферического помещения — круглый концентрический прорыв, служащий для освещения уже ниже в земле находящегося погреба, с доступом в него через подземный ход, выходящий на хозяйственный двор. В этом сооружении причудливо сочеталось впечатление от пирамиды Кайю Цестия на Монте Тестаччио в Риме, от схожей пирамиды в саду Царскосельского парка, от затейливых моделей садовых павильонов, воспроизводившихся в книгах XVIII столетия по парковому искусству. В архитектурном творчестве Львова тип такого сооружения встретится еще не раз — подобная пирамида сохранилась в усадьбе Митино того же Новоторжского уезда, очень похожая по идее беседка — в парке Райка, имения Глебовых, неподалеку от тракта Москва — Петербург.

О хозяйственных постройках Никольского также нельзя больше судить на месте — здесь осталось лишь несколько зданий, скромно обработанных в классическом вкусе. Но еще старые фотографии показывают высокий каменный амбар, скотный двор, а одна из гуашей смутно рисует в дальней перспективе высокую мельницу с башней-каланчой.

В узорах черных облетевших лип — синее осеннее небо, под ногами шуршат золотые листья. Над дорогой, над изумрудной травой зеленей — свешивается ярко-красная гроздь рябины... Пыльная дорога, овраг, однообразные валуны на полях...

Отсюда до Арпачёва две версты. В Арпачёве снова львовская усадьба. Деревянный дом сгорел, липовый парк вырублен. Стоит только церковь в ограде и рядом с ней — высокая колокольня-каланча, скорее курьезная, чем архитектурно удавшаяся.

О классической церкви в Арпачёве и ее месте в ряду построек Львова была опубликована заметка. Здесь остается сказать лишь о том впечатлении, которое производит этот классический палладианский храм, с его портиками и роскошным круглым залом внутри, среди пейзажа среднерусской равнины. В ограде — березы, покосившиеся надмогильные кресты, поленницы дров, последние осенние цветы в высокой некошеной траве. Трава пробивается и по ступенькам широких всходов, приводящих к портикам. Картина знакомая и привычная. Классический стиль сросся с русским ландшафтом, он закономерен здесь; но истекшее десятилетие внесло сюда впечатление ненужности, заброшенности, впечатление чего-то навсегда отжившего, но еще печально-прекрасного. Пустынно и внутреннее пространство храма — круглый колонный зал, залитый светом сверху сквозь полуциркульные окна восьмигранного барабана; как-то не верится здесь в присутствие толпы людей... Чуть суховаты линии иконостаса, переделанного из прежнего, оригинально и необычно подражавшего пальмовому лесу; но еще сохранились здесь, по-видимому, иконы работы Боровиковского, в частности почти наверное исполненные его рукой архангелы на створках северной и южной двери. С высокой колокольни-каланчи вид на много верст кругом.

В сизой дымке дальние леса, широкие луга и просторы. По извилистым берегам Осуги и Тверцы остатки насиженных, любовно отстроенных дворянских гнезд...

Колокольня Казанской церкви (1782—1791) в усадьбе Арпачёво Новоторжского уезда. Фото 1983 г.

Авторство Львова в постройке усадьбы “Раёк” не установлено никакими документальными данными. Достаточно, однако, сравнения с сохранившимися памятниками архитектурной деятельности Львова в Новоторжском уезде, чтобы считать весь ансамбль Райка — несомненным шедевром его творчества. Усадьбу строил в 90-х годах XVIII столетия генерал-аншеф Ф.И. Глебов, [58] крупный земельный магнат, владевший кроме многочисленных доходных имений в разных губерниях Европейской России еще доныне сохранившейся дачей под Москвой — Покровским-Стрешневым. В книге “Mon aieule” [59] рассказана его женитьба на Елисавете Петровне Стрешневой, женитьба, соединившая представителей двух старинных именитых боярских родов.