Роун прыснул, заводчица хохотнув, продолжила.

– Когда-то в Междуречье, на равнинах Страума, водились огромные дикие стада гроссов. Теперь их там нет, они улетели, чёрт знает куда, видимо там еда закончилась. Вот бы посмотреть, как они встают на крыло всем табуном, – мечтательно и с долей сожаления, проговорила госпожа Грута.

Роун попробовал представить себе это, не отрывая глаз от копошащихся малышей, и не смог.

С того памятного дня, минуло два года и сейчас, посещение хозяйства госпожи Груты, стало рутиной.

Роун приоткрыл широкую створку центральных ворот вошёл на ферму. У него из под ног, с громким кудахтаньем, пырскнули куры, старая псица, лежащая под кустом магнолии, приподняла голову с лап, и нехотя тяфкнула, для порядка. Со стороны загонов донеслось заунывное клокочущее мычание гроссов. Повсюду, быстрыми перебежками, передвигались люди в странном облачении, в такую немыслимую рань работа на ферме кипела во всю. Навстречу Роуну шли две девушки в кожаных фартуках, они заулыбались увидев его.

– Привет красавчик, как всегда вовремя. – Крикнула одна, вторая прыснула и покрылась стыдливым румянцем.

Роуна на ферме любили, он был одним из тех людей, которых везде привечают. Все женщины, работающие здесь, знали его по имени, впрочем, как и большинство мужчин, которые, как ни странно, не проявляли неудовольствия из-за популярности храмового посыльного.

Девушки быстро подошли и та, что побойчее, вплотную притиснувшись к нему, понизив голос, проворковала:

– Ты всё трудишься, бегаешь по городу из конца в конец. Надо ведь и отдыхать когда-то. Вот мы сегодня вечером отдыхаем, правда Фрэн? Приходи в таверну «Золотая пена», сегодня вечером. Потанцуем, выпьем чего-нибудь.

– Санта! – Послышался грозный окрик.

Роун поднял глаза, поверх головы девушки, в дверях ближайшего загона, стояла госпожа Грута. Девушка отдёрнула руку, пальцы которой, секунду назад, игриво теребили пуговицу его камзола и обернулась.

– У вас что, дел больше нет? Идите на кухню, пол часа отдыха и за работу!

Девушки, наклонив головы, немедленно развернулись и поспешили скрыться с глаз хозяйки. Она поманила Роуна к себе. Он дошёл до загона, посмотрел на приготовленные для него сосуды с храмовым гербом, стоящие в тени на лавке, и озадаченный последовал за удаляющейся заводчицей. Они прошли сквозь загон, по серединному ярду и вышли с другой стороны. Она молча шла дальше, увлекая Роуна вглубь обширной территории фермерского хозяйства. Роун понял, что они направляются к вольеру с молодняком. Он почему то испугался, предположения, одно хуже другого, заполнили голову. Может он что- то натворил, сам того не понимая, и сейчас, эта величавая, несгибаемая женщина, доходчиво объяснит ему, что можно делать, а что нет. Её многозначительное молчание и напряжённая спина, заставляли его нервничать ещё сильнее. Они дошли до вольера с малышами, она, как и два года назад, тяжело облокотилась на изгородь. Вокруг не было ни души, только крылатая малышня копошилась на травке. Роун тоже навалился на изгородь и напряжённо ждал.

– Ты Санту не слушай, душа моя. Эта вертихвостка каждого встречного в таверну тащит, а потом в кусты, на ней клейма ставить негде, добрую половину мужиков в округе попортила. Ей уж не раз космы выдирали местные кумушки, да всё тщетно, породы не изменишь. Она осторожная лиса, на ферме ни-ни, ни одного мужика не обхаживает, знает, что я её сразу вышвырну.

Роун подивился такой заботе и с любопытством посмотрел на напряжённый профиль госпожи Груты.

– Да Вы не подумайте, я сразу понял какого она поля ягода, я и не собирался вовсе…

– Пустое! – Перебила она его. – Я не об этом хотела поговорить с тобой.

Роун выжидающе смотрел на неё, напрягшись, снова начав перебирать в уме все свои прегрешения. Почему-то ему казалось, что его непременно отчитают за что-то.

– Что там в храме Роун? Всё ладно? – Огорошила она его вопросом.

Он захлопал глазами, не понимая, о чём именно она его спрашивает.

– Ну, да… – неуверенно ответил он, – а что случилось?

– Ничего мой мальчик, пока ничего. Просто… – она помолчала, – что-то происходит. Как будто надвигается что-то, будто гроза близко. Понимаешь?

Он поймал себя на мысли, что стоит с открытым ртом и захлопнул его.

– И Вы тоже так думаете? – полушёпотом спросил он.

Госпожа Грута скосила на него глаза.

– И ты чувствуешь неладное? А знаешь, мой хороший, нас ведь таких много. Будто сдвинулось что-то в мироустройстве.

– А как Вы думаете, что происходит?

– Не знаю! Одни догадки, неуловимые мысли. Вот к примеру, сейчас куда ни плюнь – охранитель; в каждой таверне по стражнику, который затаился и слушает, это зачем? Они ещё такие таинственные, форму снимут, в углы забьются, сядут по одному, по двое, будто наш люд за версту не учует лордовского пса. На каждом мало-мальском собрании или совете, обязательно его человечек притулился. Этот богами проклятый «легион немых», шныряет повсюду, поговаривают, что люди пропадают, бесследно. Будто Кахилл боится чего. А чего ему бояться? Он и так всё к рукам прибрал. Большая часть лордов ему должны, так или иначе. Суды почти в открытую работают в его интересах, наплевав на законы. Расплодил ищеек без званий и чиновничков развелось, не сосчитать. Говорят, будто все курни и бордели, ему в личную казну отстёгивают. Сейчас из каждого, богами забытого, уголка портусианских земель, любой малозначимый служка, свои доклады чуть ли не на прямую ему пишет, в его канцелярию, слыхано ли? Творят что хотят, и ничего его людям за это не бывает. Беззаконие расцветает пышным цветом повсюду, Роун. Они, бесы, как грибы после дождя, выпрыгивают, как из под земли и сразу целыми грибницами, голодные, холодные и жадные до чужого добра. А слышал, в последнее время, уличные певцы, паршивенькие оды распевают в его честь, – она невесело хохотнула, – жалкое зрелище.

Роун улыбнулся, вспомнив бесславные потуги барда, встреченного на торговой улице.

– Не к добру это всё, мой мальчик, то, что один человек всё к рукам прибрал, бедой это пахнет. Такие люди, они ненасытные, им сколько ни дай, всё мало. Впрочем, я не об этом. Хотела спросить, может в храме что-то слышно, шепотки, они везде шепотки, но вы-то гораздо ближе к порогу правящего дома.

– Ничего такого госпожа. В храме молчат, как воды в рот набрав. Я и сам чувствую неладное. Вот Вы сказали, и я понял, что да, такого раньше не было, охранители и стража повсюду … . В храме кстати весь корпус стражи сменили, только командарма оставили, старого господина Хория. Я раньше часто болтал с ребятами, они же тоже считайте храмовые, теперь нет, эти новые, с угрюмыми рожами, болтать не любят.