Шрифт:
Кто-то, кто удерживал дверцу гардероба — не знаю, Тилли или Андраник — упускает её своей трясущейся ручонкой, и дверца неотвратимо распахивается. Мертвенно-голубое сияние заливает комнату, и в этом неверном свете темнеют две фигуры, склоняясь над кроватью.
— М-ме-ек! — кричит храбрая, но глупая коза Орешек, выпрыгивая из гардероба и идя в атаку.
— Ай, мамочки! — вопит один из мертвяков и пригибается.
Второй молча валится как сноп, и из руки его выпадает и катится по полу фонарь. Фонарь с голубым мхом внутри.
— Попались! — говорит Гилберт, закрывая дверь комнаты и отрезая пути к отступлению. — Кто вы такие и что здесь делаете?
Дальше поднимается ужасный шум. Мальчишка, вломившийся в дом (а это обычный мальчишка), орёт, размазывает слёзы по лицу и умоляет его не убивать. Наконец мы понимаем, что он принял нас за мёртвых хозяев дома, восставших, чтобы защитить своё имущество.
Андраник, улучив момент, вырвался из хватки Дамиана, и тот рёвом выражает негодование, потеряв такую вкусную прядь волос.
Козе, похоже, просто нравится поддерживать шум, и потому она дерёт глотку и бьёт в стенку гардероба задними копытцами.
Гилберт пытается прояснить ситуацию, а для этого ему приходится перекрикивать всех.
Молчание сохраняют лишь двое — тот, что без чувств лежит на полу и Нела, всё ещё сладко спящая. Она чему-то улыбается во сне.
Наконец все, кроме самого младшего из нас, замолкают.
— Пойдёмте вниз, — просит охрипший Гилберт, открывая дверь, — и разберёмся, что к чему. Постойте-ка, да это же норятель!
— Это Раффи, — виноватым голосом поясняет мальчишка. — Он мой лучший друг. Ох, надеюсь, он не помер?
Гилберт пересекает комнату и склоняется над тёмной тушкой.
— Дышит, — сообщает он и похлопывает норятеля по щекам. — Эй, Раффи, очнись!
Норятель приходит в себя, испуганно вопит, бьётся лбом о лоб склонившегося над ним Гилберта, отползает задом, и поскольку на пути никто не стоит, оказывается на площадке и летит, гремя, вниз по лестнице.
— Раффи! — вскрикивает мальчишка и пускается следом.
Нела резко садится на кровати. Затем глядит на Гилберта, потирающего лоб.
— Так не забудь, обязательно разбуди меня с наступлением ночи, — чётким и ясным голосом говорит она, а затем падает на шкуры и в следующее мгновение опять сладко спит.
Тилли укрывает её, и мы спускаемся вниз.
— Садитесь, — командует Гилберт, указывая на скамью у стены, и косится на пролом в полу.
Мальчишка и норятель подходят к скамье и робко садятся на краешек.
— А теперь рассказывайте, откуда вы взялись и зачем хотели утащить Нелу, — повелевает Гилберт.
— Нелу? — удивляются незнакомцы. — Какую Нелу?
— Зачем тогда вы здесь? — нетерпеливо спрашивает Гилберт.
— Я хотел кровать... — начинает мальчишка.
— Совсем сдурел же! — перебивает его норятель.
— А чего, у других есть вещи и получше, чего это я не мог взять себе эту кровать?
— Да как бы мы её упёрли-то, балда! Её ни в жизнь вниз не утянешь!
— Кабы ты был не таким доходягой, уж справились бы!
— Лучшие друзья, да? — спрашивает Тилли, ни к кому особенно не обращаясь, и поднимает брови. — Хм.
Лучшие друзья немедленно смущаются и замолкают.
— Так вы, значит, живёте где-то в пещерах под городом, — спрашивает Гилберт, — а наверх поднимаетесь, чтобы вещи из домов таскать?
— Точно, — подтверждает мальчишка. — Мы раньше жили в долине, где было долгое лето, и зелёная трава, и озеро не замерзало, а потом вдруг река разлилась, и всю долину смело. Занесло нас аж сюда, вымокших да в лёгкой одежонке, и мы в два счёта бы погибли, когда бы вот они нас не спасли.
Мальчишка хлопает норятеля по плечу, а тот гордо задирает нос. Я замечаю, что этот норятель не носит ни шапочки, ни ботинок, и даже штанов на нём нет, но он ни капли этим не смущается. Зато шерсть у него намного гуще и длиннее, чем у подданных Скарри Третьего.
— А потом мы про город узнали. Сперва-то надеялись только одежонку здесь раздобыть, — мальчишка указывает на свой тулуп явно с чьего-то более широкого плеча, — а потом... Красиво здесь, и вещи такие хорошие, мы-то в жизни таких не видывали! Вот наши иногда заглядывают, а потом хвалятся, кто что раздобыл. Я тоже хочу быть не хуже других, и кабы притащил вон ту кровать, что наверху стоит, все б от зависти померли!