Шрифт:
— Как мать, я понимаю её, — продолжает Нела. — И если бы над теми, кого я люблю, нависло проклятие, пожалуй, я тоже сделала бы всё, чтобы защитить или хотя бы оставаться рядом, разделив их судьбу, даже жертвуя своим покоем. Но я ощущаю в самом замке что-то недоброе. Может быть, проклятие зародилось здесь, может, ещё что. Не спешите никому из них доверять, прежде чем мы не узнаем больше. Теперь, пожалуй, пора нам побеседовать с сыном.
Пока мы приближаемся, фигура в кресле не шевелится, и у меня даже возникает мысль, что это мёртвое тело.
На правителе зелёный наряд того же оттенка, что и у матери, руки безвольно лежат на кованых поручнях, глаза на бледном лице закрыты. Голова склонилась к левому плечу, и светлые волосы венчает лёгкая золотая корона, будто сплетённая из усиков вьющихся растений и листьев, на которых каплями росы поблёскивают прозрачные камни.
— О мои боги! — восклицает Тилли, всплескивая руками. — О, это любовь с первого взгляда! Милашка, как же мы могли с тобой так долго оставаться незнакомы?
И она спешит вперёд, сунув опешившему Андранику промокший платок в довесок к саквояжу, который бедняга тащил всю дорогу.
Фигура на троне слегка шевельнулась. Юноша открыл глаза и с изумлением поглядел на Тилли.
— Вы это мне? — спросил он. — Но кто вы?
— Да не тебе, — отмахивается девчонка, — ты лучше с остальными поговори. Корона! Вот так красотулечка, кто же сумел такое сделать сотни лет назад? Я... ах ты, не снять!
Тилли пытается осторожно взять корону, но пальцы проходят сквозь неё. Нимало тем не смущённая, девчонка поворачивается к Андранику:
— Отыщи-ка мой альбом с карандашом, я должна хотя бы зарисовать эту прелесть!
Андраник послушно принимается рыться в саквояже, поставив его на пол, а Нела тем временем спрашивает у молодого правителя:
— Вилхелм, не так ли?
— Да, так меня зовут, — отвечает юноша. — Но кто вы, странные люди? Отчего на вас такие необычные наряды, из каких же вы краёв?
— Мы из-за гор, — отвечает Нела.
— И в нарядах наших нет ничего странного, учитывая здешний холод, — добавляю я.
— Холод? — с немалым удивлением вопрошает Вилхелм. — Но разве сейчас зима?
— Ты ведь знаешь о проклятии? — спрашивает Нела вместо ответа.
Глаза Вилхелма, такие же светлые, как и у матери, изумлённо распахиваются.
— О чём вы говорите? — с тревогой спрашивает он. — Какое ещё проклятие? Погодите, глаза меня подводят, или по залу бродит коза?
Вдалеке и вправду скачет Орешек, таща за собой длинное зелёное полотнище. Всё-таки сорвала флаг.
Харди вприпрыжку спешит за козой, делая вид, что пытается отнять у неё добычу. Похоже, мальчишке интереснее игры, чем все призраки этого места, или же он просто пытается согреться.
Адалинда с неодобрением глядит на всё это, стоя неподалёку от озорников, но Вилхелм совершенно не замечает своей матери.
— Дай-ка я попробую, — просит Гилберт, обращаясь к Неле, и вслед за тем говорит молодому правителю:
— Вилхелм, что последнее ты помнишь? Что ты вообще помнишь о себе и о землях, которыми ты правишь?
— Что за вопросы, — улыбается юноша, но вслед за тем серьёзнеет, и на лице его проступает беспокойство. — А ведь и правда! Боги, я ничего не помню! Ах, нет, постойте. Меня зовут Вилхелм, и я здесь правлю. Это мой город и мой замок. И я... я не могу вспомнить больше ничего!
— Мы попробуем тебе помочь, — обещает Гилберт. — Знаешь ли ты, что провёл в этом замке сотни лет из-за проклятия, лежащего на здешних землях?
Вилхелм издаёт недоверчивый смешок.
— Быть не может, — говорит он, откидываясь на спинку трона и с подозрением глядя на Гилберта. — Я, верно, вчера перебрал, а вы решили подшутить надо мной. Кто вас подослал? Мой друг... почему я не могу вспомнить ни одного своего друга? Что происходит?
— Не тревожься, — успокаивающим тоном произносит Гилберт, — ты всё вспомнишь. Нам тоже важно, чтобы ты вспомнил. Давай-ка вот что, ты помнишь свою мать?
— Мать? — потрясённо спрашивает юноша. — Мать...
— Её зовут Адалинда. У неё такие же светлые волосы, как и у тебя, и голубые глаза. Вот такого роста...
— Да, да, я помню! — радостно, с облегчением восклицает Вилхелм. — Как же я мог забыть? Много лет назад отец погиб, и она одна меня растила и наставляла. И если меня называют хорошим правителем или храбрым воином, я знаю, что это не моя, а её заслуга. Это она всегда стояла за моим плечом, поддерживая и направляя, подсказывая мудрые решения. Я ценю её больше, чем кого-либо другого.