На него бросился калека. Сабля звякнула о металл, заскрежетала, но второй удар однорукий не отбил. Упал со стоном, заливая кровью помост.

Гундольф сбил с ног оборванца, толкнул второго. Шаг, ещё шаг, и оказался под прикрытием жабьей лапы. Оглянулся на спутников, на помост.

— Хлам помоечный! Отбросы! — тяжело дыша, из последних сил выкрикивал Эрих. — Хотите крови — будет вам кровь! Раздолье не сдастся так просто!

Его ударила стрела. Опустив руку с оружием, Эрих поглядел удивлённо, коснулся пальцами рёбер и упал на колени.

Жаба медленно распахнула пасть. Рафаэль поднял госпожу, забросил внутрь, полез следом.

— Эрих! — закричал мальчишка, разглядев теперь, что творится на помосте. — Эрих, Эрих!

— Уходи, живо! — донёсся голос, хриплый, слабый.

В жабе хватило места ещё для Софи.

— Заставьте его закрыть и проваливать! — прорычал Гундольф. — Он не спасёт брата!

— Дурни, пустите меня обратно! — вопила Софи. — Симен! Симен, как же ты уйдёшь?

Пасть жабы захлопнулась медленно, и машина начала разворот.

Гундольф подхватил Симена, забросил его руку себе на плечо. Они двинулись прочь. Мелькнуло лицо Джо, оскалившего зубы в улыбке, рядом держался Конрад — прикрывали. Кое-кто из калек шёл следом, отталкивая своих же, если лезли.

— Дверь слева! — крикнул Конрад. — Туда, живо, живо!

Эрих скрылся из виду. На него бросились, калеки и отбросы полезли на помост, но вдруг остановились, испуганные. Небо раскололось и зазвенело, обрушилось сотнями осколков, осыпая статую и людей вокруг.

Гундольф протолкался, пользуясь замешательством, добрался до тяжёлой двери с завитушками, дёрнул. По счастью, оказалось не заперто.

Оглянулся — жаба застряла в толпе, а над помостом защёлкали, заплясали язычки пламени, облизывая старое дерево, хватая оборванцев за ноги.

— Флоренц, прочь! Скорее! — крикнул он, понимая, что мальчишка вряд ли услышит. — Уходи!

Его толкнули сзади, смели, втиснули в прихожую, выложенную гладким камнем.

— Дальше, дальше! — вопил кто-то. — Дальше!

Гундольфа давили, тащили, наваливались. Раз или два он терял равновесие, но кое-как удерживался. Не видел даже, что за дом, куда бегут, лишь бы убраться от входа.

И тут пол толкнулся в ноги. Гундольф упал на камень, прикрывая голову, и ему показалось, само сердце земли ударило, загудело прямо под ним. В уши ворвался грохот и треск, запели, лопаясь, стёкла. Кто-то рядом кричал, не понять, от боли или страха.

Ещё стучало — тут, там. Над головой заскрежетало и стихло. И наступила тишина.

Или это лишь казалось тишиной, ведь с площади слышались крики и вой. Слева и справа возились и сопели. Что-то ещё упало наверху.

И кто-то спросил робко и тревожно:

— Это и всё? Кончилось?

О том, чтобы остаться в стороне, мальчишка не мог и помыслить. Особенно теперь, когда знал, где жаба.

— Нужно лодку найти, — сказал Ник.

Он застрял на первой же площадке, осматривая каждое судёнышко, но вернулся и выдохнул раздосадованно:

— Купола изрезаны!

— Идёмте лучше к дому, — предложил Алтман.

— Туда, где нас потом найдёт этот? Ну уж нет!

— А мы ненадолго, припасы соберём, воду. Что найдётся. Да и подкрепиться не мешает, в путь же не станешь пускаться вдруг, надеясь неясно на что. А ну как не отыщем ваших сразу? А потом за лодкой, я и другие стоянки знаю.

На это Ник согласился. По пути немного спорили, брать ли старика.

— Пусть за ним тут Кори приглядит, — сердито говорил Ник. — У наших житьё сейчас, я думаю, и так непростое, к чему лишний рот?

— Ну, тогда и я останусь, — погрустнел Алтман. — Как флакончик опустеет, меня от боли скрючит, тоже стану лишним ртом.

— Ты это не думай, — погрозил пальцем Ник, и кончики его ушей запылали. — Ты ведь в своём уме, а старому кто знает, что в голову взбредёт. Полетим, а он захочет прогуляться за борт или рычаг какой дёрнет. И вообще от него любой беды ждать можно.

Старик прислушивался к разговорам, улыбаясь беззубо и доверчиво.

— И ничего подобного, — заспорил Флоренц. — Он послушный! Да я сам приглядывать буду.