Из соседней комнаты доносились взволнованные женские голоса. Мальцев не мог разобрать слов, но накал диалога ощущался и без того.

А затем дверь в ту комнату распахнулась, и моложавая дама, остановившись на пороге, бросила назад в заключение:

– Предполагала, что вы просто расчетливая... дрянь. Но никак не думала, что можно столь далеко зайти в беззастенчивой наглости!

Подождав, пока дама вышла за порог, Мальцев подошел к порогу оставленной ею комнаты, и взбешенная девица, в которой трудно было узнать холодно-церемонную Вику, выкрикнула злобно:

– Сама ты стерва старая! Подумаешь, кольцо фамильное, у вас сундуки от таких ломятся...

А увидев Мальцева, закрыла лицо руками, разразилась злыми, сухими рыданиями.

– Ну стоит ли расстраиваться по пустякам, - успокаивающе сказал Мальцев.
– Что-нибудь с выходом перепуталось, да?

– С выходом... замуж!
– взорвалась манекенщица.
– Он мне все плел, что подождать надо, я одному физику известному отставку, как дура, дала, а его мамаша из-за ерунды, словно крыса, в меня въелась. Муж дантист-миллионер, обоим в могилу пора, а паршивого кольца пожалели! Дружная семейка, а мне из всей родни одного дядьку черт поднес, да и тот оказался...

– Да перестань ты выть!
– закричал Воронцов от двери. Лицо его исказило такое бешенство, что Вика задавилась словами.
– А ты-то почему здесь ошиваешься? Твоя мадонна там, внизу, глазами шарит, ищет, куда ее рыцарь делся!

– Просто поднялся выразить Зое благодарность за удовольствие, услышал, что здесь плачет женщина, и не мог не зайти, - Мальцев смерил его взглядом.
– И я предупреждал, что не выношу базарного лексикона: с этого момента можешь считать, что мы не знакомы.

Вика, спешно пудрясь, смотрела на Воронцова, а лицо того выражало странную смесь чувств, когда он глядел в спину уходившему. Но уважение в этой смеси наличествовало.

Старший сержант ввел в кабинет Томилина, четко повернулся через левое плечо, вышел.

– Садитесь, Томилин, - предложил Бутырцев, и тот сел.
– Приступим к общению. На этот раз прошу отнестись к нашей встрече со всей серьезностью.

– А я вообще несерьезно только с дамочками общаюсь, - усмехнулся Томилин.
– Поскольку они от серьезного подхода скучные становятся.

– Тогда начнем, - подполковник включил магнитофон.
– Откуда у вас шкурки?

– Я же сказал: взял у одного лопуха в Пассаже.

– Ясно. Когда?

– За пару дней до того, как меня ваши мальчики замели.

– Хорошо. Вопрос второй: вы давно знакомы с Лоховым Алексеем Витальевичем?

– Не знаю такого, первый раз слышу, - отвернулся Томилин.

– Вы не забыли, какая мера наказания предусмотрена за дачу заведомо ложных показаний?

– Эту азбуку помним, да сейчас она ни к чему.

– Но ведь в свое время вы отбывали с ним срок в одной колонии и даже в одном бараке. Вот его фотография, узнаете?

– Не имею чести, - мельком глянув на фото, покачал головой Архитектор.

– Несолидно, Томилин. Было это давно, но жили вы бок о бок, что подтвердить не составит труда.
– Бутырцев встал, прошелся по кабинету и остановился за спиной сидящего.
– А со Шмелем знакомы?

– Это еще кто? У меня в знакомцах насекомых пока не числится.

– Это Шмелев, Александр Борисович, убитый в ночь с одиннадцатого на двенадцатое августа при ограблении склада Союзпушнины, - тихо сказал Бутырцев.
– Могу предъявить его фотографии.

Томилин вскочил, развернулся к нему, и некоторое время его губы шевелились беззвучно.

– Не-ет... Не убивал я, христом-богом клянусь... Не было такого, гражданин начальник! Темно было, правда, столкнулся я с кем-то, с перепугу толкнул его и рванул оттуда. За что мне мокруху шьете? Я этим отроду не марался, поверьте!

– Сядьте, Томилин. И расскажите все по порядку. Я буду верить вам, пока не соврете.

Тяжело опустившись на место, очень изменившись лицом, Боря Архитектор начал хрипло:

– Я с этим, с дедом, про которого спрашивали, случайно встретился...

– Где?

– В Пассаже, это точно! Чего-то не хотелось мне обратно делом заниматься, так я очереди за дефицитом желающим уступал... Не за так, конечно.

– Понимаю, дальше.

– Он, видно, слыхал про меня, а когда на этом занятье наколол, сперва стыдить стал, намекнул, что людям разрисует, как я дешевлюсь. А после пригласил культурно посидеть и предложил меха взять. Сулил чистую работу, себе долю малую спросил, сказал, будто все подготовит, склад откроет и без никого, - Томилин потер лоб, вздыхая.
– Я порыпался, порыпался и согласился.