Но когда он закрыл лицо руками и осел на стул - бросилась рядом на колени, затормошила, приговаривая:

– Прости, прости, Леня, я, не подумав, брякнула, от испуга. Я ведь знаю тебя, знаю, что ты никогда... Верю, слышишь? Откуда только... Кто мог? Знаешь что: мы это выбросим куда-нибудь, поедем за город и выбросим!

– Как - выбросим?
– отведя руки от лица, Самохин смотрел укоряюще. Что ты говоришь? Они же есть, кто-то их подложил ко мне, а значит, имел цель... И про это должны знать те, кому положено. Я сейчас поеду... Минуточку посижу и поеду. И если ты хоть одной душе скажешь - смотри, Нина!

– Я не скажу. Я на работу не пойду, буду ждать тебя, - Нина Георгиевна заплакала.
– Только ты сразу домой, если отпустят, или хотя бы позвонить попросись...

Комиссионный магазин фото- и радиотоваров, как обычно, открывался в одиннадцать, но уже к десяти вокруг него собралась разношерстная публика.

Мальцев пришел сюда в самом начале двенадцатого, со скучающим видом все имеющего, интересующегося лишь экстратоваром человека прошелся по отделам.

Разнообразная музыка наслаивалась одна на другую, поскольку страждущие опробовали и кассетную, и пленочную аппаратуру, проверяли транзисторные приемники. Вскоре Мальцев выбрался из толкучки, образовавшейся вокруг новенького устройства "Акаи", а от стены отделился плотный детина в больших квадратных очках со стеклами фиолетового цвета и басовито предложил:

– Канадский "хамелеон" нужен? Всего полтинник.

– Это тот, что на тебе?
– приостановился Мальцев.
– Проснись, внучок, это формы вчерашнего дня. Носи сам на здоровье.

И пошел дальше, но опять приостановился, потому что лохматый Сева в неизменной джинсовой униформе подсунулся близко, сказал в никуда:

– Стерео-хром "Агфа", блоком в упаковке, интересует?

– Пожалуй, - согласился Мальцев.
– Только пойдем отсюда на воздух. Там и поговорим.

Они порознь прошли сквозь толпившихся у магазина; завернув за угол, Мальцев закурил, опершись о стену спиной. Вскоре появился Сева.

– Послушай, апостол сомнительных операций, меня вот что интересует, Мальцев подождал, пока их минует компания юнцов, спешащих к ближайшему подъезду.
– Как бы ты поступил, став владельцем очень большой партии мехов?

– Я бы на них спал, но спал плохо, - ответствовал Сева, не задумываясь.
– Потому что если мех грязный, то деть его некуда... Будь я глупый и больной, то мог попытаться разбазарить по мелочи, через знакомых. Но я здоровый и умный, поэтому с таким делом не свяжусь, даже под угрозой произвести меня в участковые.

– Стало быть, что мне остается после того, как я сдуру согласился этот мех заиметь?

– Искать солидный выход на туда, - Сева неопределенно махнул рукой.
– И прилежно молиться каждый вечер, чтобы все обошлось... Кое-какие гости из чужих краев рискуют вывозить ценности. Особенно если прикрыты неприкосновенностью.

– До чего приятно советоваться с умным человеком, - усмехнулся Мальцев.
– Теперь еще одно: меня интересует твоя тачка. Она где?

– Недалеко, у кафе. Надо подбросить? Могу вообще одолжить на время.

– Нет, только подбрось. Откуда у московского корреспондента вдруг взялась машина с ленинградским номером?
– укорил Мальцев.
– Подозрительно я стану выглядеть в глазах интересующихся мной людей.

– А такие наметились?
– внешне безучастно поинтересовался Сева.

– Я не теряю иллюзии, что мной интересуются всегда, - отщелкнул окурок Мальцев.
– Пойдем к твоей стоянке. Об остальном еще поразмыслим, пока совместно прокатимся.

Б.И.Томилин, он же Харитонов, он же Любецкий, одно время Боря Нырок, а теперь Боря Архитектор, в сопровождении конвоира шел коридором управления. И не сразу можно было узнать в пожилом, покореженном жизнью человеке того балагурящего, с которым в их первую встречу беседовал подполковник Бутырцев.

И Бутырцев почуял перемену, едва к нему ввели конвоируемого. Отодвинул бумаги, облокотился на стол.

– Садитесь. Вы просили встречи со мной. Я слушаю.

– Разговор будет простой: мне зазря гореть неохота, - сказал Томилин. Хоть и наше дело сидеть, где укажут, а годочки стали с весом, тяжело государственные харчи отрыгиваются.

– Насчет годочков согласен, - отозвался Бутырцев.
– Каждый, кому к пятидесяти, по-своему их вес ощущает, а нам с вами больше.

– Оно и то-то! И получается, что столько лет берегся, а теперь чуть не под вышку пойду из-за вонючих зверушек... Я того гада давно знаю!

– Кого?
– быстро спросил Бутырцев.
– Старика из Пассажа, да?

– Его. Годочков с четвертак в Казлаге вместе отбывали, ваша правда. Только он по другим статьям числился, за военные грехи... У немцев будто служил. Сам, конечно, кричал, что это ошибка, да я и тогда на веру не брал.

Подполковник обошел стол, пододвинув себе стул, сел близко к Томилину.

– Слушайте, а вы не помните, под какой фамилией он тогда значился?

– Нет, не помню начисто. А гадать да врать не хочу.