Шрифт:
Под улюлюканье проходим к большому квадратному ковру синего цвета. Скидываем куртки.
Стоит Остовину увидеть эластичный бинт, как он застывает.
— Что с тобой? — хмурится.
Снова стал правильным? Лучше бы включил мозги, когда повёз мою девочку непонятно куда.
— Не твоё дело.
В зале тишина. Травмы никто не ожидал. Я сам вспоминил о ней только когда переодевался. Но боли нет, адреналин в действии.
Показательно поднимаю левую руку, пробно замахиваюсь.
Блядь. Больно.
Острая игла пронзает руку от плеча до кончиков пальцев.
— Отложим. Ты был в травме?
Остовин качает головой, собирается сойти с ковра.
— Не о том думаешь, — криво улыбаюсь. — Здесь. Сейчас.
Он колеблется. Собственно, это главная проблема Остовина, он слишком много думает о других.
Но мой тон не предполагает вариантов.
— Иначе что?
Вскидывает подбородок.
— Я урою тебя и одной рукой.
— Тигр, — вздыхает. — Давай не при всех.
Кретин. Стоит словам затихнуть в огромном помещении, как эти сразу греют уши. Сегодня весь “Беркут” будет знать, что мы схлестнулись на личном.
Молча жду.
Лев ещё раз вздыхает, бросает поднятую только что куртку обратно и встаёт напротив.
Вглядывается в меня.
— Признаю, был неправ. Возможно. Если бы ты сразу сказал…
Мощный удар правой затыкает его и отбрасывает на шаг назад. Перекатываюсь, уворачиваясь от удара ногой.
Вот это я понимаю. Рефлексы они такие.
Делаю подсечку, Остовин падает, но почти сразу оказывается на ногах.
Скорость. Он всегда был медленнее меня.
Вспомнив, довольно усмехаюсь.
И провоцирую контакт.
Глава 47. Тигр
Остовин отказывается от госпитализации и швов.
Не такие там травмы. Разбита губа и рассечена бровь, какая-то проблема с рукой.
Херня.
Так же, как притихшие беркутовцы и Лапочка с первой помощью. Всё, что она сделала — бросила на меня укоряющий взгляд и пошла заниматься Остовиным.
Имел я эти взгляды.
Подхватываю куртку с пола, морщусь от боли в руке. Придётся ещё раз проехать через Рината Германовича — есть ощущение, что в левой снова вывих.
Подхожу к Остовину. Отодвигаю Лапочку, которая собралась защищать его грудью. Буквально.
— Хватит вам уже…
Обрывает фразу, когда я протягиваю Остовину здоровую руку.
Лев усмехается и тут же кривится от боли. Ему хорошо досталось. Касается разбитой губы, встаёт.
Лапочка медленно выдыхает, когда Остовин крепко пожимает мне руку.
— Извинился бы, да не за что, — хмыкает он.
— Убил бы, да не за что. — И добавляю с усмешкой: — В конце концов, хотеть мою женщину — нормально. Только руками не трогай.
— Ну ты и… — приподнимается Остовин.
Но Лапочка железной рукой вцепляется ему в больное плечо. Лев сжимает челюсти, затыкается и возвращается на место.
А у меня звонит телефон.
Кто звонит?
Сука, слон.
— Да.
— Алексей Глебович, мы нашли.
— Супер. Распечатку отправь с кем-нибудь мне на стол, — довольно прищуриваюсь, не отводя взгляда от Остовина.
— Как скажете.
Начальник безопасников отключается, Лев сверлит меня взглядом, а меня ждут в другом месте.
— Лапочка, Звягинцева в красный список. Все контакты теперь только через юристов, никаких личных встреч.
— У нас проблемы?
С сомнением изучаю Остовина. Прикидываю, что лучше его уймёт — отпуск или переброска на амбразуры.
— Подключишься, если не решим за три месяца.
— Почему три?
— Потому что у тебя отпуск. Приказ подписан?
Лапочка кивает.
— Бухгалтерия даже деньги перевела.
— Вот видишь, — с силой хлопаю его по здоровой руке. — Слетай куда-нибудь, время есть. А мы тут разберёмся.
— А Олеся?
Скалюсь.
— А она никогда не была твоей проблемой.
***
Через час я выезжаю из города в приподнятом настроении. Всё складывается как нельзя лучше. Моя пропажа нашлась, Остовин ликвидирован, Ринат Германович снова залатал мне плечо.
В прошлый раз я им хотя бы двигал, в этот тем же эластичным бинтом он перекрутил так, что хрен там.
Разгоняюсь, включаю круиз, выдыхаю.
Рядом на сидении распечатка со всеми данными Вершининой Олеси Игоревны вплоть до текущего местоположения и последних действий. Они особенно интересны.