Если бы Река в тот момент кто-нибудь спросил, что он собирается делать — он вряд ли бы смог ответить. Из всех способов достичь цели, братья и раньше выбирали самые опасные и неэффективные, теперь же у него и вовсе не было никакого плана. Рек увидел «Медузу» и больше ни о чём не мог думать. Не думал он и о последствиях своих действий. «Медуза» уже давно перестала быть «Медузой», на ней явно сменили опознавательные и иные коды и позывные, но Рек и об этом не думал. Не думал он и о том, что он будет делать в случае, если его предприятие увенчается успехом. И как на это среагируют счастьевцы — он тоже не думал. И о своём ещё нерождённом ребёнке тоже. Он вообще выбросил из головы и Мати, и их ребёнка, и их общую жизнь, едва корабль оторвался от земли. Рек жил как трава. Здесь и сейчас. Только здесь и сейчас для него существовало, всё остальное не имело значения. Он шёл за своими импульсами и желаниями, часто сиюминутными, совершенно не думая о последствиях и о других людях. Такое поведение по-научному называется длинным и неблагозвучным словом «солипсизм». Когда в центр вселенной человек ставит собственное «Я», которое, расширяясь безмерно, всю вселенную собой и заполняет.

Итак, Рек рванул за «Медузой»…

Глава 33

Счастливые тоже страдают

Папа с детства внушал им, что они с братом должны отыграть то, что он, Джон Раймон Дагвард, проиграл в схватке с судьбой. Братья должны были стать его «оружием возмездия» и рано, или поздно они просто обязаны были въехать в некий мифический «город» на «белом коне». Они должны были быть первыми во всём — в учёбе, в спорте и в играх. Отец ревниво следил за их отметками и требовал только «отлично». За всё остальное — даже за «хорошо» — их ждало суровое наказание. Но братцы успехами не блистали, в школе учились весьма средне, чем доводили папашу до белого каления. Все их дальнейшие поступки, начиная с побега из дома и поступления в Академию, были просто попытками вырваться из-под власти отца, даже после того, как отца не стало, он всё равно продолжал «жить» в их головах. Убежать от самих себя, чего ещё никому не удавалось. И, в конце концов, — их убежищем стала «Медуза», где Датч очень быстро установил отцовские порядки. И вообще — с годами он всё больше становился похож на отца. А Рек согласился с ролью «младшенького», хотя ему тоже страсть как хотелось совершать поступки и командовать, пламенно призывать идти за собой и стоять на трибуне в чём-то развевающемся. Всё родом из детства и стремление въехать на белом коне всё равно куда жило в братьях неистребимо. И чтобы толпы восторженно ревели и швыряли к ногам цветы, а женщины кричали «Ура!», бросая в воздух чепчики, лифчики и прочие предметы туалета. Жизнь, однако, внесла, как это водится, свои коррективы. Если насчёт развевающихся одежд всё обстояло более-менее, то с восторженными поклонниками как-то не задалось. Поклонники, да и поклонницы, очень быстро растворялись в туманной дали. А Эвиза так даже и корабль с собой прихватила…

Вернуть «Медузу»!

Вернуть!

Вернуть — и точка!

И следующие пару дней Рек добросовестно отирался на космодроме, прикидывая, как бы ему половчее попасть на корабль. И, разумеется, ничего лучше не мог придумать, как прикинуться техником из Службы Техподдержки. Умение мыслить нестандартно тоже не было сильной стороной братьев. А проникнув на корабль, он буквально нос к носу столкнулся с самим товарищем Мартом Акдаком. По закону жанра эта встреча непременно должна была состояться — не сейчас, так позже, так что пусть, мой читатель, она состоится сейчас.

Товарищ Март Акдак не мог не потешить самолюбие и не сделать дуром доставшуюся ему в трофеи «Медузу» своим личным вымпелом. Тем паче, что корабль-то как раз, был весьма неплох. Особенно Железному Фе… ой, конечно же Марту, понравилась сверхпрочная экспериментальная броня «Медузы». И именно на ней и состоялась вышеописанная эпическая пьянка с Малининым. Вобщем, по закону жанра, встреча состоялась.

— Я так и знал. — произнёс едва держащийся на ногах от усталости, похмелья и недолеченной болезни товарищ Март. Рек стоял перед ним, как нашкодивший школьник, попавшийся с поличным.

— Это мой корабль! — брякнул пленник, не найдя больше, что сказать.

— Было ваше, стало наше. — не удержался товарищ Март.

— Я так и думал, что эта белобрысая дрянь сбежит. Но как наш звездолёт попал к вам? Она же, вроде бы, в другом секторе оказалась.

— Случайно. Хотя — я с некоторых пор в случайности не верю. Я не стану тебя задерживать. Можешь идти. Проводите его. — сказал товарищ Март кому-то из охраны. Вести с Реком светские беседы и вступать с ним в дискуссии Марту не хотелось от слова совсем.

Дагварду ничего не оставалось, как уйти, в сраме и тоске. Два следующих дня Рек не казал носа из своей каюты, переживая очередной облом. Мыслей не было. На-Ла с Серым исправно несли вахту в кокпите, поддерживая связь с ушедшей экспедицией и им дела не было ни до «Медузы», ни до Рековых страданий. И вообще — в последнее время они с Реком заметно отдалились друг от друга. Гораздо ближе кхамианке теперь были Серый с Шим-Пангом и Шломо, с которым она очень сдружилась за время пути на Счастье Человечества. Только Анку с Ривой На-Ла по-прежнему побаивалась.

* * *

А товарищ Март? А товарищ тоже страдал. Личная жизнь категорически не хотела складываться. Объяснение с Анкой, вроде бы, состоялось, но в ответ Вождь услышал категоричное и недвусмысленное «Нет». На его «Почему?» ответа не последовало. Отвратительный холодно-липкий ком где-то под солнечным сплетением. Ему показалось, что там сидит спрут. Или кальмар. И его холодные жёсткие щупальца сжимают внутренности. Стало трудно дышать. Мир вдруг утратил краски и стал чёрно-белым, двухмерным, как старинные фотографии ХХ века. Товарищ Март познал одиночество.

— Что я делаю не так? — спросил он.

— Ничего.

— Тогда почему?

— А Вы сами не понимаете?

И это «Вы» было самое ужасное. «Вы» вырастало до размеров стены. Прозрачной, звуконепроницаемой. Вообще непреодолимой. Стена замкнулась, оградив товарища Марта от остального мира, словно аквариум, в котором он мог сколько угодно разевать рот, но никто не услышит ни звука. Товарищ Март познал безысходность.

Когда он, наконец, обрёл способность соображать и думать, то на него тут же навалилось тысяча ответов на его «Почему?» и они были жестоки. Любовь — это не райский сад, а ловчая яма с кольями. Товарищ Март познал скорбь. А потом он поймал себя на том, что рука его сама тянется к бластеру. Какой простой способ избавиться от страданий. Убить ту мерзкую тварь, что сидит там, внутри, возле солнечного сплетения. И больше не будет ничего. Ни боли, ни одиночества. Товарищ Март познал отчаяние. Он так и не достал оружие и не нажал курок. Просто в этот момент в кабинет вошёл Аз Азель и заговорил о чём-то. О чём-то другом, вполне нейтральном. О более насущном и сиюминутном. И это отвлекло. А потом товарищ Март старался не думать. Он загнал эти мысли в самые дальние закоулки мозга и дальше жил уже как будто под наркозом. Товарищ Март познал тоску.