Не оставляя варианта догнать лань, Ияков пустился вслед за ней, попутно разрубая землю под своими ногами дымовой ладонью.

«Земля. В тебе много корней. Стань моим союзником»

Деревья задрожали и корни повылезали из почвы, словно щупальца древнего кракена. Они начали вдалбливаться в друг друга, создавая целые преграды и кишащие ямы, но лань мало того, что неслась всё с той же бешеной скоростью, так ещё и начала успешно перепрыгивать все появляющиеся препятствия на своём пути.

[Ияков: Сука… Это не поможет, надо как-то повоздействовать на саму лань… Но как?..]

Скорость была невероятная, и думать было также невероятно тяжело. Тем не менее, думать надо было.

Или нет… Что там говорила Луза? «Знаешь, иногда вообще не думать даже правильней, чем всё вечно размусоливать в голове»

[Ияков: Фухх…]

Прямо на бегу, мчась со скоростью звука, если не света, он просто закрыл глаза, сделал сильный выдох и отключил свои мозги.

[Ияков: …]

Здесь было пусто и тихо. Но нет – что-то было слышно. Хотя даже не слышно – просто юноша что-то чувствовал.

Он чувствовал рост, чувствовал ёрзание, чувствовал течение, чувствовал ползание, чувствовал жадное впитывание солнечных лучей, чувствовал похрустывание коры, чувствовал покачивание на ветру.

Он не слышал, не видел, не чуял это – он будто сам это переживал, вставая на место дерева, червяка, листика, травинки, муравья и тому подобного.

В этой тишине не было ничего, но было так много всего – это были не звуки, не образы и не мысли…

Это были сущности.

[Ияков: …]

И тут он почувствовал какую-ту самую яркую сущность. Она трепалась и пульсировала, дрожала и безостановочно куда-то рвалась, пытаясь убежать.

«Тебе не надо бежать. Я не враг тебе. Подойди ко мне. Смирись и не рвись»

Сущность затрепетала, взвизжала каким-то странным писком, совершенно неуловимым для ушей, и заткнулась, перестав куда-то рваться.

[Ияков: …]

Ияков открыл глаза.

[Ияков: …]

Лань стояла прямо перед ним. Зелёная. С листьями вместо ушей и ягодами вместо глаз.

[Ияков: …]

Она смотрела на него так преданно и как-то безжизненно, словно понимала, что её ждёт.

[Ияков: …]

Но Ияков глядел на неё ликующе.

[Ияков: Наконец-то, блять, я тебя поймал.]

Улыбнувшись, сказал он и отрубил существу голову взмахом своей дымовой ладони.

***

[Ияков: …]

Мускулистый юноша освежевал тушу лани и сейчас уже нёс её в заранее подготовленном из листьев мешке обратно к месту их проживания. Мясцо ещё, конечно, не было зажарено, но уже можно было сказать, что оно было самым нежным, что Ияков когда-либо видел.

Довольный, он тихонько перешагивал через выпирающие после его погони корни, размышляя о том, как же он сейчас обрадует Лузу. У них в некотором роде даже было такое милое соревнование: каждый пытался удивить другого: вчера вот девушка из каких-то чудо-цветов сделала очень и очень мягкую подушку, на которой они оба и спали (да, она была достаточно большой сразу для двоих).

[Ияков: …]

А вот и показался их лагерь – обуглившийся кружочек из-под костра, застеленная кабаньими мехами кровать, импровизированная умывальня с ведром воды из ручейка неподалёку, сотканные вчера для Лузы качели на ветке дерева.

[Ияков: …]

Здесь было всё, что только душе было угодно для счастливой жизни и прекрасных вечеров.

[Ияков: …]

Вот только здесь не было Лузы. Был только полдень, так что её и не должно было быть, но Ияков тем не менее слегка тосковал и волновался. Это чувство вообще для него было новым – раньше, в какие бы страшные и безвыходные ситуации он не попадал, он был максимально спокоен и уверен в своей победе.

Но во всех тех баталиях на кону была лишь жизнь самого юноши… А теперь он ручался за дыхание своего самого близкого человека.

[Ияков: …]

Ияков положил мешок на пол, слегка потянулся, отжался пару десяток раз, подтянулся на стволе всеми возможными хватами и наконец пошёл собирать ветки для костра и разламывать деревья в труху для брёвен.

Он бы мог класть и целые деревья в огнище, но так бы у него был бы не миленький костёрчик, а пламя апокалипсиса.

[Ияков: …]

Накатывал вечер. Пылающее зарево лениво спускалось по лестнице из синих туч в закрома небосвода, на прощание окидывая Ияков раздражённым взглядом.

[Ияков: …]

А Лузы всё не было.

[Ияков: …]

Лань уже была приготовлена и разрезана, вот только мясо уже подостыло от ожидания. Всё было разложено на самых красивых и плотных листах, которые Ияков только смог найти.

Вот только обе тарелки были полными, по залитыми кровью рёбрам ползали голодные мошки.

[Ияков: …]

Никогда ещё Ияков не чувствовал себя таким слабым, таким уязвлённым и несчастным. Его любовь… Его счастье… Оно куда-то исчезло…

[Ияков: …]