Шрифт:
В плане профессии это тревожный человек со всеми его предпочтениями, возможностями и ограничениями.
В отличие от тревожно-эпилептоида (2,7), который в первую очередь эпилептоид и потому берётся устанавливать порядки для всех (пусть даже на скромном посту библиотекаря), эпилепто-тревожный эгоистичен и локален, он готов отвечать только за себя. Но на его рабочем месте будет царить идеальный порядок (точнее, там не будет вообще ничего, поскольку инструментарий у тревожного скудный, малочисленный, по определению, и весь он, как правило, спрятан подальше от посторонних глаз).
Общаясь с эпилепто-тревожным, следует помнить, что он, как никто, ценит именно эпилептоидный стиль руководства и охотно становится в положение ведомого по отношению к эпилептоиду. Один распределяет роли, места и обязанности, другой (наш персонаж) их охотно осваивает и реализует, с удовольствием понимая, что, кроме этого, ничего от него требовать не будут.
Интересно, как сочетаются тревожная доминанта с паранойяльной субдоминантой? Пора познакомиться с паранойяльно-тревожным сочетанием – 7, 3. В нём воплощается консерватизм как идеология. Это уже не просто натура, состоящая из маленьких повседневных привычек (как 7, 2); здесь энергии побольше. Паранойяльность, как вспомогательный в этом сочетании инструмент, добавляет масштабности, социальной ответственности, стремления настоять на своём.
Обладатели этого сочетания считают своим долгом убеждать окружающих в том, что ничего в этой жизни менять не надо, что всё и так хорошо, что «от добра, добра не ищут», что «лучшее – враг хорошего».
Я знавал одного довольно высокопоставленного чиновника, который приходил в ужас, когда его подчинённые предлагали какие-то новшества, и проводил с «новаторами» долгие воспитательные беседы, объясняя им, почему это сейчас неуместно, преждевременно, опасно. Это «сейчас» у него растягивалось на всю его профессиональную жизнь.
Во внешний облик, характерный для тревожного радикала, паранойяльность привнесёт склонность носить классические костюмы (что тревожному вполне удобно, ведь «классический» означает ещё и консервативный).
Обитаемое пространство несколько расширится, в нём будет больше признаков деловитости, появятся другие люди (не будем забывать о паранойяльной склонности к лидерству, правда, паранойял-тревожный – это «лидер» топтания на месте, консервации достигнутого. На эти ценности он ориентирует своё «воинство»).
В аспекте профессиональной самореализации обладатели этого сочетания – чиновники (которым, с одной стороны, доверено участие в управлении государством, но, с другой – зачастую категорически запрещено проявлять самостоятельность и инициативу), педагоги (те, кто предпочитает воспитывать детей в консервативном духе), врачи (настаивающие, чтобы их пациенты придерживались режима самоограничения во всём и минимизировали свою активность: «сон – лучшее лекарство», «воздержание – лучшая привычка». Продолжая этот логический ряд, хочется сказать: «лучший покой – вечный», но данный подход, тем не менее, содержит некое рациональное зерно и, следовательно, имеет право на существование).
Выстраивая общение с паранойял-тревожным, бойтесь напугать его своим свободомыслием и излишней поведенческой раскованностью. Он больше всего на свете не любит своих идейных противников.
«Непутёвого ещё можно направить на истинный путь, – рассуждает он, – а вот убеждённого не переубедишь». И старается избегать контактов с теми, кто посмеивается над его консерватизмом, пытаясь навязать ему ту или иную новизну.
Сочетание 7, 4 (эмотивно-тревожное) – это тревожный образ жизни, допускающий присутствия в нём любимых людей, животных, растений, а также милых и скромных эстетических удовольствий.
Радуясь тому, что день прошёл хорошо (т. е. как обычно), человек подобного склада окидывает взглядом своё уютное жилище, милую супругу, сидящую на своём обычном месте всё с тем же вязанием, что и всегда, гладит кошку – добрую старушку, открывает окно в сад, вдыхает аромат цветов и решает, что пора бы и чайку с вареньицем попить. Жизнь, как говорится, удалась!
Это характер «старосветских помещиков» – людей скромных и по-своему добрых, крепко привязанных друг к другу симпатией, превратившейся в неискоренимую привычку. Такие люди хорошо приживаются в маленьких провинциальных городках, не рвутся вверх и в стороны, ласково приговаривают: «Где родился – там и пригодился».
Они создают семьи (если вообще их создают, а не остаются «компаньонами» своих престарелых родителей) раз и на всю жизнь. Они жалеют друг друга, стараются помочь, чем могут, но эгоистические тревожные мотивы всё же преобладают в их отношении к себе и другим, пусть даже близким людям.
В таких семьях после ухода из жизни одного из супругов вскоре уходит и другой – не из-за какой-то там жертвенной, неземной любви, а лишь от невозможности продолжать жить в изменившихся в корне условиях.