А теперь сердце разрывается каждый раз, когда прокручиваю в голове наш последний диалог. Ненавижу себя.

Не-на-ви-жу.

Вилли не заслужил ни единого гребанного слова, что я ему сказала. Однако, он заслужил свободу. Пусть лучше меня ненавидит, чем страдает от отца.

Вспоминаю его глаза, молящие о взаимности, которую я готова дать, и кровь сворачивается.

«Завтра улетаю. Надеюсь, ты счастлива!» — снова открываю вчерашнее сообщение от Вильгельма.

Сейчас он, наверное, уже в самолете. Или даже долетел. Смыкаю ресницы, из-под которых в последнее время вылилось столько воды, что хватило бы потушить тот пожар в подсобке.

Перечитываю сообщение снова и снова. Как и все сообщения от него: от слов ненависти до признаний в том, что он никогда и никого больше не полюбит.

В прошлый раз я пообещала, что не буду кидать его в блок. Не знаю, зачем держу это обещание до сих пор, учитывая то, что я уже растоптала его чувства.

Что ж, мой план сработал. Улетает все-таки. Вот и отлично. Должно быть в теории. Однако, мне неописуемо плохо.

Сворачиваюсь калачиком, натягиваю одеяло на нос, им же вытираю мокрое лицо. В таком состоянии я провела практически неделю, несмотря на то, что мама с папой и мелкий Сашка пытались вытащить меня хотя бы за стол.

Мне так стыдно перед семьей! Я самая нерадивая дочь, которая меньше чем за полгода оказалась "замешанной" в пожаре на работе, затем в центре взрыва, который показали по всем новостям, лишилась работы и ввязалась отношения со студентом.

Я не матерюсь, но это пиздец.

Наверное, у меня депрессия или что-то подобное, потому что я не могу даже встать зубы почистить, сколько бы ни силилась. Отчего же так плохо, боже мой….

«Два сердца не могут ошибаться» — всплывают в голове слова старца из клиники.

Мое сердце не ошибается! Не ошибается! Так будет лучше для него: начнет новую жизнь на родной земле, будет окружен любящими людьми, поступит, куда всегда мечтал.

А я как-нибудь справлюсь.

—Доча, — дверь приоткрывается, —Пойдем поедим, я сырники приготовила твои любимые.

Вспоминаю, как однажды с утра пыталась жарить сырники Вилу и просто сожгла творог. Хлюпаю носом, но киваю маме, что сейчас встану.

Правда этого не происходит, поскольку я снова вырубаюсь и просыпаюсь только посреди ночи. Смутно слышала, что папа тоже заходил, пытался меня поднять, но тщетно.

Он оставил стакан воды, на который я сейчас жадно набрасываюсь, чмокнул в лоб и ушел.

Тело виде меня, как зомби после апокалипсиса, бредет босиком в ванную через всю квартиру, стараясь никого не разбудить.

Благо она у нас такой планировки, что спальная часть скрывается в глубине квартиры за дверью коридора, а гостиная, ванная и кухня располагаются ближе ко входу.

Включаю в ванной свет и заключаю, что лучше бы не делала этого. Выгляжу похудевшей и похужевшей.

На днях я услышала, как мама по телефону просила у кого-то контакт хорошего врача. А мне не психотерапевт и иже с ними нужен, а вырвать глупое сердце.

Так больше не может продолжаться. Нужно собраться и привести себя в порядок. Хотя бы для семьи. Хотя бы внешне. Разорванным внутренностям заживать еще долго предстоит.

Поплотнее запираю дверь, врубаю душ и даю себе пропитаться горячими струями. После банных процедур бреду на кухню и сметаю все, что находится в зоне моей видимости: остывшие сырники с вареньем, разогреваю суп, даже кусок сала тяпаю.

Заедаю все конфетами с чаем, а на десерт закидываю таблетку успокоительного, которая осталась в сумке после ситуации с возгоранием.

На часах половина второго ночи, и я уже явно не усну, поэтому прохожу на цыпочках в комнату и достаю из до сих пор неразобранного чемодана ноутбук.

Устраиваюсь на кухне и, повинуясь остаткам разума, открываю сайт с вакансиями.

Страдать в своей старой детской комнате, конечно, можно еще долго, но нужно съезжать. И в этот раз продержаться в самостоятельной жизни и на самообеспечении подольше.

Свет для работы оставлять не стала, так что сижу в темной кухне, задумчиво залипая в окно. На улице орудует полноценный ноябрь: асфальт замело снегом, ветер треплет остатки бурых листьев, которые из последних сил пытаются удержаться на ветках, не желая признавать смену сезона.

—Замети, все, пожалуйста, — проговариваю одними губами на выдохе, и возвращаюсь к экрану. —Так-с, что тут у нас для химичек есть?

Хоть ты тресни, но все более-менее приличные предложения по работе ведут в тот же самый город, из которого я уносила ноги. Тяжело вздыхаю и открываю еще одну вкладку с объявлениями о сдаче квартир.

Ночная мгла постепенно растворяется в утренние сумерки, когда я отправляю заключительное резюме. Только весной готовила его для университета, все документы в порядке. Так же пишу парочке арендодателей, надеясь на удачу. Вряд ли есть такие же отмороженные, которые перед самым новым годом переселяются.